глядит в ночь, и тут же вновь обрело ясность чувство направления, а ворон сообщил сердито, но притом странно беззлобно:
— Я, между прочим, птица дневная. Не иначе заухаю с тобой, пока доведу…
Тесс ухмыльнулся, мысленно изобразил салют и пошел.
Идти оказалось неожиданно легко, даром что подъем становился все круче, а направление периодически пыталось пропасть. Тесс в таких случаях весело и злорадно озвучивал в направлении Хранителя фырк, тот 'расхохливался', тянул его дальше, а потом небо на востоке начало понемногу светлеть, ворон оживился, порадовал Тесса:
— Хорошо идешь. К вечеру будем.
— Хорошо… — а Серазан и сам с каждой минутой все лучше видел, в какую гору он уже наполовину идет, а наполовину лезет, удивился краем сознания, отчего ж ему такое — легко, а потом понял, что это же он без рюкзака, с отвычки словно летит и вообще, словно горный козел, готов даже карабкаться.
Хотя карабкаться тут было не нужно, путь шел по-прежнему остатками неплохой когда-то дороги, и хоть та начала петлять, ложась между пологими склонами, Тессу при свете дня уже проще было не сбиваться с нее и не ломиться прямо на пеленг — да и тот стал словно 'свободнее'.
Похоже, Хранитель все же не ждал, что человек пролетит или пройдет горы насквозь.
Человек и не шел. Тесс совсем уж неведомо каким местом начал чувствовать не только направление, но и маршрут, пару раз уточнял у ворона, правильно ли ему кажется, что вот сейчас дальше там поворот, петля и кусок пути под козырьком полосы сосен, растущих на полочке над дорогой, тот подтверждал, и Серазан окончательно уверился, что все делает правильно. Ворон же, убедившись, что Тесс уже не заблудится и не свернет в неведомые края, стал уделять внимание сначала попадающимся жукам, потом вовсе снялся с ветки и направился за пищей более основательной.
Тут Тесса слегка удивило, что полетел тот не в направлении городской свалки, а на поиски добычи живой, но спрашивать он не стал, подглядывал с легким интересом, а когда ворон зашиб какую-то мелочь навроде полевки, хмыкнул мысленно, вспомнив, как Грин мышковал. Задумался заодно, не связаться ли с учеником самому, мало ли, записки ведь даже не оставил… Но тут оказалось, что дороги впереди нет до ближайшего перевальчика вовсе, а есть основательно подзаваленное и вдобавок заросшее нечто, и стало некогда думать о чем-то ином, кроме как о необходимости как-то пробраться.
Улетавшийся за день Грин устроился на ночь на скальном выступе. Тесса не было, не ощущалось, и вообще мир слегка обеднел внутренним.
— Точно, Хранитель прячется сам прячется и Мастера прячет, — злобно думал Грин, наблюдая за горным закатом из своей полу-пещеры. Вдали бродила гроза, бродила-бродила, подходила поближе, отходила вновь, и помимо тревоги внутренней — за Мастера — добавляла и тревоги внешней, атмосферной.
Раз за разом, в полудреме, Грин вспоминал карту, накладывал на виденное, и выходило у него, что вот она, долина, намеченная еще на базе, и она же и должна быть городом, которым вдруг увлекся Тесс, и Грин сейчас летает почти над ним. Летает, летает, но не видит. И не ощущает в нем ни одной живой души, не то, что людей.
Но если город притягивает Тесса, да так, что Мастер сорвался туда чуть ли не среди ночи, то найти его можно по следам. Да, понизу, по следам, от стоянки, вместо того, чтобы кружить, как обезумевший стриж, над горами!
— Ну, ворон, ну, хранитель, увижу — все перья из хвоста повыщипываю! — поклялся Грин в сердцах, но не помогло. В темноте поиски начинать было бесполезно. Голодный и злой, он свернулся в клубок и заснул до утра, надеясь, что грозы не будет и мысленно желая Тессу быть в порядке там, где он есть.
Тесс, вымотанный и закономерно голодный, тоже устраивался в этот момент на ночевку, на этот раз в уютной расщелине, куда за десятилетия или даже века нанесло ветрами земли и где крепко цеплялось корнями за эту землю то ли дерево, то ли куст неизвестной мабрийцу породы. Ворон его решение заночевать горячо одобрил, уточнив, что идти-то, конечно, осталось всего ничего, час-другой, и то уже вниз, потому что до перевала Серазан не дошел каких-то полсотни метров, но лучше уж это утром, утром… Ночью спать надо.
— Надо, — вздыхал Тесс. — Но от горячего ужина я бы не отказался.
— Завтрак тебя обрадует еще больше, — ворчливо ответил Хранитель, и мабриец только хмыкнул, решив не желать птице спокойной ночи.
Ему же самому ночь сошла бы любая, потому что последние часы пути пришлись на совсем уже окончательно бездорожный подъем, с бьющим в затылок закатным солнцем, с душным предгрозовым ветром, нарастающей усталостью и периодически накатывающим ощущением нереальности происходящего. Тогда перед глазами все начинало дрожать, иногда на мгновения расплываться, а идти становилось то легче, то тяжелее, словно была тут все же тропа, но попадал он на нее через шаг, через два.
Тесс списывал это странное чувство на голод и все ту же усталость, но когда на рассвете его разбудил виртуальным клевком ворон, поднялся и понял, что явление никуда не пропало. Даже кустодерево, рядом с которым он провел ночь, ухитрялось то исчезать вдруг, то появляться.
— Это пройдет, — утешил его Хранитель. — Вперед и вверх. Ты рядом.
И Тесс пошел, долез, перебрался, обошел еще одну перекрывавшую путь скалу, завернул — и выбрался на дорогу, широкую и почти ровную, с которой прекрасно, безо всяких дрожаний-мерцаний, был виден подсвеченный розовым чистым рассветом город-форт, и темные вековые ели, и идти до него оставалось несколько километров, по прямой, вниз и совсем легко.
— Дошел, — выдохнул Серазан, и двинулся по дороге, под птичье прищелкивание, под запахи хвои и — от города — немножечко цветущих садов, к все увеличивающимся в ширину и высоту стенам, к поднимающемуся солнцу.
— Горный лес не похож на равнинный, даже если деревья там те же, и птицы, и звери, — мрачно констатировал сфинкс на следующий день, вернувшись к месту прежней стоянки. Что в человечьей, что в звериной ипостаси Грин ориентировался прежде всего на общий фон леса, в котором обыкновенно присутствие постороннего ощущал так же отчетливо, рыба в озере — досужего купальщика. Оказалось, что так было в лесах на равнине, знакомых и обжитых Грином, а в горном лесу он сам чувствовал себя чужаком среди созданий молчаливых и лукавых, если не сказать больше.
Грин потратил некоторое время, пытаясь найти следы Тесса около стоянки — не нашел, прикинул направление и ломанулся сквозь кусты наверх, на первой же прогалине соблазнился куропаткой, потом еще одной и следующей, потерял полдня на охоту, и только к вечеру, на перевале, сообразил, что его просто тихо и ласково уводят от намеченного маршрута. Выдавливают мягко, ненавязчиво, и с ним этот номер прошел так хорошо, что от намеченной долины Грин отошел уже довольно далеко в сторону.
Сфинкс возвращался пешком, поверху, в долгих весенних сумерках, искал удобного спуска, и остановился только когда получил невидимой в темноте еловой веткой по лицу. Под эту же ель он и упал, надеясь, что завтра день будет лучше.
А Тесса все еще не было рядом.
А Тесс ночевать оставался уже в городе, и было от того совсем не радужно… Нет, начиналось все неплохо, разве что немного озадачивающе: Серазан прошел немного вниз в долину, сообразил, что город — вот он, он его нашел, видит и уже не потеряет и с дороги не собьется, а значит нужно и можно позвать Грина, которому на крыльях будет досюда вовсе и не долго и с которым вместе можно будет окончательно уже прийти.
Притормозил. Собрался было перенастраиваться на контакт, но ворон заметил ворчливо:
— Ты и не завтракал, и даже и не ужинал, а сколько шел — какие тебе сейчас еще эксперименты? Свалишься! Дойди сперва, а уж оттуда — сколько хочешь.
