не по-весеннему едкой пылью на улице, мусором и тем, насколько это все не похоже на мирный настоящий пейзаж.
Чахлые худосочные деревца — и люди. Очень много людей, они проходят туда и сюда, они все время разные. Бродячие толстые собаки, лежащие в густой утренней тени, запах помоев и какого-то гнилья. Все это было непохоже ни на деревянно-особняковое Двуречье, ни на сосновую Лесную с ее бревенчатыми срубами. Если бы Грин был в Лерее, с его высокими каменными домами в центральной части города, он бы не так удивлялся. Но — в любом случае — Грину было удивительно, что столько людей ходит по улицам, и так ясно чувствуется их присутствие.
В довершение всего откуда-то доносился отчетливый запах гари.
Грин косился на Тесса, украдкой трогал каменную кладку и все больше погружался в нереальность прошлого города, который никак не хотел умирать.
А Серазан, глядя на тот же город, тихо грелся в лучах поднимающегося все выше над крышами солнца, наслаждался простором широких мостовых, временами ловил взгляд Грина и с каждым шагом все больше жалел, что нельзя залезть на стену, разделяющую первое и второе кольцо улиц, и пройти по ней — нет, с виду не так уж высоко и вовсе не сложно, но если на самом деле всего этого нет — то как? По чему он пойдет, куда провалится на первом же шаге?
Хватило уже того, что более не появлялись люди и не доносилось звуков и запахов жизни, мягкий легкий аромат каменной пыли постепенно сменялся тяжелым дурманящим духом цветущих растений, Тессу казалось теперь — обидно, отчаянно, как во время чудесного сна, когда где-то в глубине разум знает уже, что вот-вот его выдернет из этого счастья беспощадный будильник — что камень становится прозрачным и хрупким, и подлинная мощь старого города сменяется обманом массивных, но таких непрочных вблизи кучевых облаков.
— Надо уходить, Грин, — произнес он наконец, не в силах прятать тоску и боль. — Пойдемте… хотя бы на площадь, если она еще есть.
Грин взял Тесса за руку, боясь затеряться. По мере того, как они подходили все ближе к площади, людей становилось все больше. Их было больше, чем на сезонной ярмарке в Двуречье, они были повсюду, и Грин отчаянно боялся, что в этой сутолоке Тесс пропадет куда-то. Люди о чем-то судачили, их речь была неразборчива, а Грин все больше понимал, с кем разговаривал Тесс, когда он его нашел.
— Стойте, Серазан, — наконец, взмолился парень. — Давайте отдохнем в стороне, у меня от этой толпы уже голова кружится.
— Толпы? — Тесс, шедший, как ему казалось, вместе с Грином, но по пустой арке-лестнице, удивленно обернулся к ученику, вгляделся в его лицо повнимательней… остановился как вкопанный.
— Здесь никого нет, Грин, — мягко сказал он наконец. — Только вы, я, и каменные стены, которых тоже нет, хотя я их и вижу. Вокруг вас толпа?
— Да, — ответил Грин и, не выпуская руки Тесса, прижался к стене, чтобы пропустить веселую компанию, которая как раз проходила мимо. Компания осмотрела Грина, поржала немного нам ним, и отправилась дальше.
— Очень много людей. Шумно. И чем дальше, тем больше.
Грину очень хотелось посмотреть, что же дальше, но он чувствовал, что задыхается, почти физически, от обилия лиц и голосов.
— Мы постоим тут, я привыкну, Серазан, ладно?
Тесс тихо выматерился.
— Я видел здесь толпу, но совсем недолго… — поозирался еще, но толпой и не пахло, а пахло молодой листвой, цветами, землей…
Серазан мотнул головой, оглянулся через плечо и понял, что пора уходить.
— Так, посидите-ка, я схожу за посохом и пойдем из города. Это вниз, той
же лестницей, только в другую сторону. Дождетесь меня?
— Нет! — вырвалось у Грина, как только он представил, что останется тут один. — Я с вами.
На них смотрели уже подозрительно. Грин покраснел и пообещал себе не обращать внимания на посторонних. Он был гораздо выше здешних жителей, и очень выделялся.
— А посох ваш уже пророс, я видел, когда за вами шел. Он деревом стал, Серазан. Вряд ли бы захотите выкапывать живое.
— Как — пророс? — Серазан обалдел. — Нет уж, на такое надо хотя бы взглянуть собственными глазами…
Руку Грина он держал крепко, рассудив, что раз уж тот, похоже, видит куда больше его самого, и от увиденного так шарахается, то оставлять его одного действительно нельзя.
Так, вдвоем, они и прошли аркой, на площади оказались шаг-в-шаг, и тут Тесса постигло именно то разочарование, которого он, чуя уже, так надеялся избежать — ровная каменная плита оказалась заросшей куда сильнее, чем накануне, с кустами под стенами и травой в трещинах камня, фасад управления и высокий дверной проем полуобвалился и выглядел совсем диким, как вход в пещеру… Зато сбоку, у лестницы, сейчас превратившейся в кучу разбитого камня на склоне невысокого холмика, зеленела молодая березка, тонкая, белая, с изящными прожилками коры и нежными листиками-сережками.
Серазан охнул, совсем не по-мабрийски распахивая глаза на это зрелище, оглянулся, заглядывая в лицо Грину, выпустил его и завороженно пошел к деревцу.
Ничего в нем такого особого не было, и видел таких вот молодых берез Тесс не один десяток и даже не сотню, но здесь знаком был каждый недоизгиб, здесь обломана была макушка, вместо которой вверх потянулось аж пять стволов, здесь ладонь сама легла поверх тонкой коры ласкающим, привычным движением… но не подхватила и подняла, как бывало раньше, а погладила, задержалась…
— Хорошо, что не ободрал, — чуть ли не виновато пробормотал Тесс, внезапно смущаясь. — Хороша бы была… красавица…
А Грин из пыльного и пропахшего человеческим потом прохода попал на большую, залитую солнцем, аккуратно вычищенную площадь. Люди были и тут, но они были как-то организованней, что ли, и к тому же Грин помнил, как это выглядело. А сейчас, в прошлом, каменная стена была чуть ли не отполирована, и у центрального, и у бокового входа стояли кто-то вроде специальных людей, по движениям похожих на людей с базы. Тесс сразу определил бы, что это полиция или караул, а Грин растерялся и не заметил, как Тесс отпустил его руку и скользнул в толпу.
Грин охнул, заозирался потерянно, но Тесс словно сквозь землю провалился. Грин подошел к центральному входу, но ему строго сказали, что дальше нельзя, и он пошел по внутреннему кругу, высматривая Тесса, с надеждой 'а вдруг'. Разговаривать с местными он не решился, чтобы не свалиться в прошлое еще глубже, а просто сел на скамейку с краю площади, чтобы Тессу было легче его найти, где бы он ни был.
А Серазан, восхищенный и счастливый, вновь обернулся к Грину, к арке, которая осталась за спинами, когда они поднялись, и хотел уже поделиться радостью, но тут оказалось, что за спиной даже не заросшая площадь уже, а просто каменная плоскость, вполне себе дикая, покрытая низкой травой, мелкими кустиками и большими кустами, на месте арки пара заросших мхом камней изображает один из столбиков и здоровенная акация — все остальное, а Грин вовсе ушел в сторонку и с задумчивым видом присел на бревне.
'Зажрались они тут', — обиженно подумал Серазан. — 'Конечно, чудеса на каждом шагу… уже и не интересно!'
