до весны. С одним травником. С техническими штучками. Почти без заклинаний. На собственных способностях, контролировать которые Грин и хотел бы, но не знает, как.
Глава 6
Прошло еще несколько дней.
Тесс разговорчивее так и не стал. Даже на просьбу отдать ненадолго расписной посох он среагировал безразлично и отстраненно:
— Вам для дела, Грин? Тогда забирайте.
Грин забрал, ему было нужно обойти окрестные деревни, и посох как раз пришелся кстати. Деревень в округе было пять, и Грин на правах ученика мага разговаривал со стариками, узнавал где сушь, а где пастбища, протаптывал короткие тропинки, по мелочи договаривался с кикиморами, чтобы те не трогали окрестных детей.
С кикиморами, надо сказать, у него получалось куда лучше, чем с черным, угрюмым и ко всему безразличным Тессом.
Но Грин успокаивал себя тем, что это, видимо обычное состояние Серазана, стараясь не раздражать его, называл Мастером, хотя все чаще и чаще в его речи это слово приобретало иронический оттенок.
А в деревнях из-за заборов несло дымом костров, на которых сжигали всякий ненужный хлам, на лавочках запасались последним солнечным теплом деревенские коты различной драности и пушистости, часто и навзрыд орали петухи с крыш амбаров, а в перелесках, где осенние листья летали золотыми вихрями, подростки и бабы выпаривали ачерновый сок, принося домой сладкие, тяжелые, прозрачно- желтые сахарные головы.
В одном из таких перелесков Рона догнал тонкий, веселый, на деревенского воробья похожий человек, и, дружески хлопнув по плечу, поприветствовал:
— Парень, у тебя посох нашего Дорра, но Черным Мастером тебя назвал бы только слепой.
Рон остановился и попытался огрызнуться, но не смог. В темных глазах парня, неуловимо напоминавшего Тесса, но только удивительно мальчишески-худого и веселого Тесса, кувыркались солнечные зайчики, а большой рот складывался в такую заразительную улыбку, что казалось, этот парень и Грин — давние друзья, и расстались они только вчера, а сегодня опять пришло время встретиться и посплетничать.
— Говорят, Черный Мастер больше не живет один, — ответил Грин, так же широко улыбаясь. — А еще ходят слухи, что Дорр передал свой посох другому. Парень изогнул тонкую бровь:
— Не, я, конечно, запросто могу тоже сказочно выразиться, но я с этим уже до чертиков задолбался, пока сюда шел. Договоримся так: я приволокся за тем парнем, который называет себя Черным Мастером, то-се, бражку пьянствовать, безобразия нарушать и нервную систему культурно восстанавливать.
Грин почесал в затылке и впервые за много дней почувствовал себя хорошо.
Глядя на этого парня, любой бы почувствовал себя хорошо.
— Бражка — это славно. А у тебя что, есть?
— А у тебя что, нету?
— При себе нету, но в кабачке имеется.
— Ага, — с полуслова понял парень, — там и будем ее, родимую, брать. И дегустировать, чтобы паленое зря далеко не носить.
Блейки — после первой же так стал его звать народ — Блейки мастерски пил и так же мастерски не закусывал, а когда заметил, что Грин пьет осторожно и вдвое меньше, конечно же, заикнулся о некоторых, которые разборчивые, а Грин в оправдание поведал развеселому собутыльнику балладу о пришествии Черного Мастера и приглашении со сглазом, и о том, как Грин, вусмерть от этого сглаза пьяный, шатался по сырому мокрому лесу.
Блейки хохотал, икал, сожалел, что не может вот так вот самосглазиться, что не видел физиономии Черного Мастера в момент приполза Грина в гости, строил рожи и доразвлекался до того, что заснул прямо у Рона на плече и был аккуратно откантован в комнату наверх.
Грин, конечно же, пообещал хозяйке вернуться за гостем, а сам пошел за Мастером. Когда он вошел домой, полупьяный и веселый, Тесс спал на своей кровати в обнимку с черным котом.
Грин усмехнулся и поставил чайник на огонь. Он даже не удивился, он скорее ждал, что последнее чудо Мастера окажется самообманом. Кот зевнул, потянулся, расправив когти на лапе, а Тесс открыл один глаз, неразбуженно вздохнул и привычно кота погладил.
Грин покачал головой, заварил чай покрепче, одну чашку поставил на стол для Мастера, другую взял сам, и спросил, цепляясь за остатки той легкости, которую принес с пирушки:
— Серазан, я дурак, конечно, и вовсе не мое это дело. Но все-таки, кто вы и откуда, давайте, если хотите, знакомиться заново.
Для Тесса те же несколько дней прошли в невеселых раздумьях. Грин почти не отсвечивал, где-то пропадал, возвращался, занятый неведомыми делами, сообщать о которых не считал нужным, и этим, а еще новым каким-то оттенком интонаций стал неуловимо и больно напоминать Дорра.
А дни потихоньку становились короче, ночи темнее, и Серазан все чаще печалился, представляя осень и зиму без старого друга, и всю дальнейшую жизнь без единой мабрийской рожи — и спасался от мыслей этих, лишь напоминая себе, что мог бы влететь в мир вовсе без человеческих лиц, а здесь вот под боком деревня, и мелькает рядом рыжая шевелюра, и вообще — неужели нельзя отогнать тоску, мало ли забот сиюминутных?
Заботы и впрямь были, сиюминутное 'радовало' то и дело простреливающей виски болью, головокружением по утрам и туманом в глазах — приближался очередной приступ, и делал он это до отвращения неспешно, выматывая тревожным ожиданием. Свалиться, отмучаться и забыть о болезни на несколько недель было бы проще, Серазан почти хотел, чтобы его наконец-то накрыло, а вместо этого приходилось почти постоянно быть готовым — к тому, что, начиная дело, можешь не суметь его закончить, а значит, надо иметь в виду возможность прерваться в случае необходимости, к тому, что двигаться надо осторожнее, а виду не подавать, к тому, что понадобится вновь объясняться с учеником, чего Тесс все-таки не хотел…
Силы и нервы уходили на то, чтобы хотя бы не огрызаться, и когда Грин вновь попросил старый посох, Серазан еле сумел ответить спокойно и бесстрастно, а после того, как за парнем закрылась дверь, вспомнил прошлый раз и загадал: если в прошлый раз повезло отболеть свое в его отсутствие, то, может быть, совпадет и сейчас?
И — почти сразу же накатила боль, сбилось дыхание…
Накатила и отошла.
Через час или два все повторилось, потом еще раз… Тесс метался по дому, не зная, за что взяться и одновременно не в силах просто сидеть и вслушиваться в ощущения тянущей боли, переползающей от затылка к бровям и обратно, матерился сквозь зубы, запустил в несчастного вуглускра вилкой, едва не перебив зверьку хвост, поругался с котом…
Окончание дня пропало где-то в незаметно поглотившей разум тревоге и все чаще накатывающей дурноте, кто-то в какой-то момент выключил солнце, до того то и дело слепившее закатным лучом, потом противно и настойчиво выла сирена, то и дело отказывали гравитационные генераторы, отчего потолок и пол пытались поменяться местами, а Тесс цеплялся за застилающее кровать покрывало, стискивая зубы, и крыл последними словами давно отзвучавшие приказы, трусов-штабистов, почему-то белок и тех идиотских нелетающих птиц, от которых одни вопли и перья…
