Сфинкс слегка выпрямился, подчеркивая позой серьезность сказанного:
— Дело в том, что Дракон, любой, а тем более Отец-Дракон может принимать любой облик, и ему свойственно наделять этим даром других. В перемене тела ничего необычного нет, это нормально для мага. Я думал, вы знаете. Правда, полулюдьми редко кто становится, обычно люди просто оборачиваются в неволшебных созданий… Так вот…
Теперь Грин смотрел только на Ганна:
— Поскольку вы не знали, кого спрашивать, я и спрашивал для вас разрешения у него. Если бы мне не удалось до него докричаться, если бы он меня не услышал, все было бы по-другому. Но теперь получается так, что я обязан дать вам то, о чем вы просите.
— Нормально для мага, конечно, — вздрогнул Серазан, на мгновение прикрывая глаза, и Ганн, покосившись на это, спросил о главном:
— Отец-Дракон — правитель от не-людей?
— Нет, он не совсем правитель, он просто есть, — немного непонятно объяснил Грин, наткнулся на внимательно-сосредоточенный взгляд Ганна, посмотрел на Мастера и начал читать, видимо, опять по памяти:
— Давным-давно, когда враждовали друг с другом свет и тьма, из вихрей и столкновений их появился Отец-Дракон, начало и конец этого мира. Из его дыхания появился воздух, плоть его хранит множество сокровищ, кровь его горяча и огненна, слез его солоны, а пот — сладок. Долго жил один в безмерной пустоте Отец-Дракон, а потом стал творить многих, кто мог говорить с ним и украшать его, и называть его разными именами. Горы этого мира — суть дети его. Моря и океаны этого мира — суть дети его. Леса этого мира — суть дети его. Когда он шевелится, все падают ниц, когда он болеет — болеют вместе с ним. Умрет Отец-Дракон, и снова будет только пустота и тьма, и не спасется ничто живое. Множество жен у Отца- Дракона, но милее всех ему три сестры, что всегда следуют за ним и никогда его не покидают…
Тут Грин оборвал сам себя:
— Ну, собственно, я думаю, что видел не совсем его, Отец-Дракон огромный, а там был один из его детей, но смысл в том, что все драконы настолько связаны между собой, что сказанное младшим может считаться как сказанное старшим.
— Ааа! — Тесс обрадованно открыл глаза. — Божество! Тогда понятно.
Помолчал и добавил:
— Я и не знал, что тут есть и монотеистическая религия. Но если так, и вам даже ответили, то все хорошо.
Грин склонил голову набок.
С одной стороны, Тесс явно успокоился. С другой — шкурой ощущалось очередное 'не так'.
— И все-таки, как получается, что ваши соотечественники просят о пристанище не для себя, а для других? А если тем, другим, тут не понравится, тогда что?
Серазан вздохнул.
— Так что я там спрашивал насчет старейшин? Они могут решать за всю деревню?
— Все зависит от вопроса, — ответил Грин. — Однако почти всегда можно сказать, что они и есть эта деревня.
— Значит, в пределах деревни они за нее говорят, и обычно не ошибаются, — успокоенно кивнул Серазан. — Точно также можно найти людей достаточно умных и умелых, чтобы они могли говорить за город, несколько городов, континент… Обычно люди сами выбирают, кому позволить за них решать, и решения этих выбранных принимают так, как если бы они были их собственные. Это и называется правительством — несколько самых опытных людей, которые говорят и решают за весь народ, потому что люди им доверились.
Тесс сделал паузу, переводя дыхание.
— Чтобы их решения выполнялись, находят тех, кто будет заниматься отдельными задачами, и эти люди получают право действовать от имени Старших. Здесь, на базе, работают как раз такие люди. Их дело найти земли и договориться, дело правительства — сообщить народу, какой заключен договор, а если людям что-то не очень понравится, то уже ничего не поделаешь — надо было осмотрительнее выбирать тех, кто думал и работал за всех.
Грин прослушал эту лекцию с безмятежным видом.
— Я поверю даже, если мне скажут про старейшину города, — заявил он. — Даже несколько городов способны решить свои проблемы с помощью переговоров старейшин. Но что касается народов… это слишком. Хотя люди, которые могли придумать Дверь-сквозь-миры и летающие бочки, могли додуматься и до этого.
— Врата соединяют пять с лишним сотен населенных миров, и есть вопросы, которые касаются их всех, — сообщил Тесс. — Если их будут решать старейшины отдельных городов и деревень, то им придется договариваться годами — так их получится много. Поэтому за каждую планету говорит только один человек. Двое-трое, если вопрос особенно важен именно для этого мира.
— Не понимаю, зачем говорить за свой мир, если можно спросить его самого, — как-то неуверенно запротестовал Грин и прислушался к чему-то далекому, — а к тому же, в любом мире есть не только люди… И Дверь-сквозь-миры у вас всегда открыта? На пять сотен сторон? И вам не страшно так жить, нараспашку?
— А кого еще спрашивать, животных? — удивился Ганн. — Разумные нелюди, где они есть, тоже имеют свое правительство.
И синхронно с ним скривился Серазан:
— Вы уже забыли, что я вам рассказывал о дороговизне Врат? Конечно же, нет, их открывают, только когда надо кому-то пройти или что-то передать… А чтобы никому не было страшно, и существуют межпланетные соглашения, определяющие порядок путешествий и переселений.
— Я постараюсь не забывать про то, что открывать Дверь — это дорого, — серьезно и почтительно пообещал сфинкс. — Но, мать моя ведьма, бедный тот человек, которого избрали отвечать за весь свой мир… Так легко потеряться!
Тут сфинкс переступил с лапы на лапу:
— А можно на одного такого хоть посмотреть? Любопытно же!
Тесс пару секунд посмотрел на Грина, переглянулся с пилотом, хмыкнул.
— Можно, Грин, можно… Если я правильно понимаю происходящее, — кивнул на проектор, — вы у нас как раз и взялись отвечать за свою планету. Мои соболезнования.
— Кто, я? — изумился Грин. — Я, наоборот, взялся отвечать перед своим миром за тех, кто на базе!
— Это здесь? — удивился Серазан, вновь оглядываясь на остановленную запись. — Здесь вы, наоборот, взялись говорить от имени своего мира с представителями другого… И, в перспективе, всех остальных. Впрочем, мы, похоже, еще не досмотрели до самого главного — у вас по уже сказанному есть
