Рябило в глазах от разнообразия красок, от разукрашенных аппликациями и вышивками кибиток. Они были на четырех или шести колесах и вырубались чаще всего из цельного массива дерева. Внутри кибитка разделялась на две или три комнаты. Одна была домашним очагом и алтарем одновременно. На полу и стенах для красоты и в тоже время для тепла висели войлочные и шерстяные ковры с орнаментом или рисунком. Стояли маленькие столики с загнутыми вверх краями для удобства при передвижении.
Снаружи для защиты от ветра и дождя кибитки крылись шкурами или войлоком. Для скифа кибитка была домом на колёсах, где они рождались, образовывали семьи, рожали детей и умирали. Поэтому здесь всё было сделано и продумано с максимальными удобствами. Насколько это было возможно, и насколько позволяло богатство рода. Это в свою очередь зависело от удачливости в набегах – основного источника дохода скифов.
Весь стан гудел как потревоженный улей. Гул тысяч голосов перемежался ржанием лошадей, мычанием буйволов, лаем собак. Жизнь вокруг кипела, и от этого захватывало дух. То там, то здесь поднимался дым от многочисленных передвижных кузниц, и слышался звон молотков по наковальням.
Во всём этом, казалось бы, на первый взгляд хаосе, угадывался чёткий, единожды установленный и уже не нарушаемый порядок. Каждая семья имела своё, отдельное стойбище. Оно состояло от двадцати до сорока кибиток стоявших кругом в два ряда, образуя две окружности. Посредине располагалась чистая площадка для вечевого сбора. В центре - шатер, где собирались, решать общинные дела, старейшины и вождь. Рядом с шатром алтарь, в форме железного меча-акинака, посвящённый богу Арею. Здесь приносились кровавые жертвы и гадали прорицатели.
Вокруг стойбища располагались загоны для молодняка, быков, коров и лошадей, составляющих основное богатство скифского племени. Одна семья, состояла примерно из 200-250 человек. Всё это были люди, связанные узами родства. Семьи входили в рода, рода - в племена, из которых и состояло скифское царство.
Численность царского стана постоянно менялась. Одни откочевывали на более обильные пастбища. Другие, наоборот, приходили под царскую руку, ища защиты и поддержки от завистливых соседей или кровожадных врагов. Они занимали отведённое им место и вливались в общую жизнь, становясь неразрывной частью всего скифского племени.
Всё это многолюдье могло в любую минуту сняться с места и, сопровождаемое несметными стадами, отправиться туда, куда укажет царь и совет старейшин. Берегись тогда тот, кто встанет у них на пути. Стонали от их набегов порубежные города-государства, и горела земля под копытами скифских коней. На протяжении многих десятилетий война являлась основным и любимым занятием скифов. Все свободные мужчины в Скифии были воинами. И это наложило свой отпечаток на весь уклад жизни.
От рождения они были великолепными наездниками. Ребёнок в скифской семье ещё не умел толком ходить, но уже сидел на коне, сжимая детскими ручонками жёсткую гриву коня. Вооружившись луками с трехгранными стрелами, бронзовыми мечами, секирами, копьями с железными наконечниками, скифы- массагеты представляли грозную силу. Они никогда никому не подчинялись и не платили дани. В бою славились мужеством и неустрашимостью, а в набегах беспощадностью и свирепостью. Косматые, с длинными бородами, в широких штанах из звериных шкур, в стеганых кафтанах и острых колпаках, они, как хищники, налетали на соседние племена. И это всегда было тяжелым бедствием для беззащитных поселений...
...Воины тронули коней и по тропе спустились в долину, направляясь к своему стойбищу. Их уже ждали. Навстречу из-за кибиток вышли воины, уже давно вернувшиеся в городище. Все в кожаных безрукавках-панцирях, из которой выходили рукава мягкой рубахи. Штаны, опускавшиеся до щиколоток, заканчивались над кожаными мягкими полусапожками без каблуков, обтянутые у той же щиколотки ремнем.
Выскочили голопузые и босоногие ребятишки и, сверкая чёрными бусинками глаз, заворожено уставились на двух воинов, вернувшихся из похода. За спинами мужчин-сородичей виднелись женщины одетые в длинные складчатые платья. У некоторых, на голове были накинуты расшитые мягкие покрывала, ниспадающие почти до поясницы.
Самая бойкая и молодая, по имени Мала, вышла вперёд. Она стрельнула глазами на Лика, ещё не успевшего слезть с коня и, схватив детей за руку, утащила их во внутренний двор.
Молодые воины слезли с коней и осторожно сняли Тавра. Положили его на землю. Мужчины, вышедшие встречать, столпились вокруг.
-Кто это? – Глухо спросил однорукий Савлий. Левую руку он потерял, когда отражали набег племени агафирсов. Много тогда полегло массагетов, и долго ещё стоял плач над скифским городищем, после того как враждебное племя растворилось в степи с награбленным богатством. Савлию повезло. В бешеной рубке ему лихим ударом отрубили руку, и он свалился под повозку, обливаясь кровью. Это, возможно, тогда и спасло его от пленения. Но и одной рукой он управлялся не хуже, чем иные двумя. Раз в год устраивали состязания на деревянных мечах, и Савлий ни в чём не уступал молодым. Когда он начинал крутить вокруг себя мечом, то все разбегались, потирая ушибленные места. В племени он учил молодых, как не потерять в бою голову и выйти с честью из любой схватки, даже самой кровавой.
-Нашли на берегу Аракса, - пояснил, на правах старшего, Лик. – Мы уже хотели возвращаться, как вдруг его увидели. Судя по одежде, это наш воин. А вот он, - кивок в сторону молчавшего Палака, – узнал его. Говорит, что из соседнего племени.
-Всё верно, - Палак важно наклонил голову. – Это Тавр, из племени апасиаков, где верховодит вождь Канит.
-То-то я смотрю лик его мне знаком.
В этот момент Тавр открыл глаза и мутным взором обвёл стоявших вокруг воинов. Он хотел что-то сказать, но вместо слов раздалось мычание. Тавр поднял палец и, переводя взгляд поочередно с одного на другого, показал себе в рот, продолжая мычать. В уголках глаз у него показалась едва заметная слеза. Он тут же смахнул её, устыдившись своей слабости. Савлий, догадавшись, чем вызвано мычание Тавра, наклонился к нему и раздвинул зубы. Разогнувшись, сказал:
-Он немой. Ему язык вырезали.
Среди женщин раздался вздох. Тут толпа раздвинулась и показался вождь племени дахов, Гнур. Это был высокий, ещё крепкий старик. Он шёл медленно, с достоинством, опираясь на резной посох. Одежда его отличалась от простых воинов тем, что на поясе висел кинжал в золотых ножнах, да волосы были убраны серебряным обручем. Вот и всё различие. Ещё можно отметить властный взгляд, которым он окидывал соплеменников. Позади него шли старейшины, такие же старики, как и сам вождь, а некоторые даже постарше. Люди почтительно расступились, пропуская вождя вперёд. Гнур остановился перед Тавром, осмотрел его с головы до ног. Потом повернулся к Савлию и, не разжимая сухих губ, негромко сказал:
-Говори.
-Это Тавр, из соседнего племени апасиаков. Из того, где вождём Канит. Лик и Палак только что вернулись и привезли его. Говорят, что нашли на берегу реки… Он там лежал, еле живой.
Гнур ещё раз, более внимательно, осмотрел Тавра. Сейчас от вождя зависело, жить тому или умереть. Он был пришлый, а значит чужак. А то, что он якобы из другого племени, так это ещё доказать надо.
-Если это правда, - говорил Гнур также негромко, медленно роняя слова, - то, как ты оказался на берегу реки. И где все твои сородичи? Отвечай.
-Он не сможет тебе ответить, Гнур, - вмешался в разговор Савлий. – Он немой. Ему язык вырезали.
-Кто?
Тавр замычал, болезненно морщась и показывая рукой туда, откуда его привезли. Лик и Палак не вмешивались. Их воспитывали, как и всех скифов, в почтении и уважении к взрослым. Они стояли и ждали, пока их спросят.
Гнур немного поразмыслил и произнёс:
-Пошлите за Канитом. Пусть прибудет, не мешкая, и подтвердит, что это действительно его воин.
Отрок, который едва пережил двенадцать зим, сверкая пятками и ловко лавируя между кибитками, убежал выполнять поручение вождя. Вскорости явился Канит и сразу признал Тавра за одного из своих воинов. Тут и выяснилось, что он единственный кто остался в живых из того дозора, который пропал восемь
