&&&
На расстоянии, которое пеший путник может одолеть за половину дня, расположилось скифское войско. Ржали кони, горели костры, негромко переговаривались воины. Одни проверяли остроту своих мечей, другие точность боевых плетей. Некоторые брили наголо головы и наносили на тело раскрас своего рода. Чтобы, если они погибнут, то в таком виде и взойти на небеса. Некоторые перед предстоящей битвой находили себе новых друзей-побратимов, и вступали в боевые братства воинов. Временами слышалось ритуальное пение и заклинания жрецов. Воины готовились сражаться и умирать.
В шатре царского сына Спаргаписа решали, когда нанести удар по войску царя Кира. Все сошлись во мнении, что лучше это сделать утром, когда сон наиболее крепок. Даже осторожный предводитель саков- тиграхаудов Кадуй, склонялся к этому. Большая стычка накануне показала, что воины царя Кира не так и отважны. Вначале их даже удалось немного потеснить и чуть ли не обратить в бегство. Спаргапис рассвирепел, когда увидел, что новые и новые сотни ввязываются в бесполезную сечу. Он посылал гонца, одного за другим, чтобы образумить зарвавшихся воинов. Но те пропадали, тоже опьянённые битвой. И когда уже казалось, что всё – воинской счастье отвернулось от скифов, они, одумавшись, вырвались из мешка.
Персы их не преследовали, опасаясь засады. Воины прискакали возбуждённые и довольные. Когда поредевшие сотни вернулись, Спаргапис выступил перед ними с гневной речью. Воины, устыдившись, опускали глаза, а он говорил и говорил. Пытаясь вразумить, что перед ними совсем иной враг, чем тот с которым они всегда привыкли иметь дело. В той стычке скифы потеряли полторы сотни воинов, и Спаргапис понимал, что это напрасные жертвы. Настоящее сражение ещё не началось, а они уже несут потери.
Царский совет закончился, и вожди пошли готовить воинов. Камасарий и Аргота как всегда шли рядом. Они молчали и ждали того момента, когда окажутся вне досягаемости ушей царских лазутчиков. Они не замечали, как за ними крался, стараясь держаться в тени повозок, царский человек Скилур.
Сегодня днем, перед тем как отправиться в дозор, Скилур услышал обрывок странного разговора. Как будто Камасарий говорил Арготе про какой-то знак в ночи. Что это было, Скилур так до конца и не понял, но природное любопытство гнало его вперёд. Дождавшись, когда вожди покинут царский шатёр, он решил проследить за ними.
Из битвы, произошедшей накануне, Скилур выскочил невредимым. Хотя всё могло произойти и по- другому. Враг достался ему достойный и едва ли уступающий в силе и ловкости. У Скилура до сих пор болела рука от его мощных ударов. Он дал себе слово, что обязательно с ним ещё встретится и поквитается.
Вожди, между тем, достигли становища, где за плотным кольцом из кибиток находились их племена. Они вошли вовнутрь, а Скилур, поднырнув под одну из кибиток, оказался в становище. Вожди, ни о чём не догадываясь, остановились рядом. Скилур услышал, как вздохнул тучный Камасарий.
-Уже скоро всё решится. Скорее бы. Надоело уже слушаться этого сосунка. Так и выхватил бы акинак и развалил его надвое, во славу Арею. Но нельзя, приходиться изображать подобострастие. Тьфу, - Камасарий сплюнул.
-Не заводись, - тихо проговорил Аргота. – Помнишь, что надо делать? Утром, как только увидим условный сигнал, снимаем свои тысячи и уходим. Пусть Спаргапис один бьётся. А мы со стороны посмотрим.
-А Томирис?
-А что Томирис? В городище мы не пойдём. Нечего нам там делать. Когда Кир с ней закончит, мы и вернёмся. К тому же, - Аргота помолчал. – И в её становище есть люди, готовые нас поддержать в любую минуту. Вспомни Атея. Он нам многим обязан, поэтому и выполнит то, что мы ему скажем. А нет – его голова в один момент скатится с плеч.
-Да. Удачная это была мысль. Подсунуть Атея Томирис, - Скилур расслышал негромкий смешок Камасария. – Кем он был до нашей встречи? Рабом. А стал? Приближённый царицы, разделяющий с ней одно ложе. Да за одно это он нам должен пятки лизать.
-И не говори друг. Так что всё в наших руках и я чувствую, что боги даруют нам удачу.
С этими словами вожди разошлись. Скилур лежал и не знал, что делать. От всего услышанного у царского вестового закружилась голова. А в мозгу билась одна мысль:
«Измена! Измена! Что-то надо делать...? Но что...? Что?!!»
Небо над степью уже посерело. Наступал новый день, чтобы собрать свою кровавую жатву.
&&&
Тысяча за тысячей воины снимались с места и скрытно уходили в ночь. Для пущей надежности они обматывали копыта коней шкурами. После них остались только не потушенные костры, да многочисленные столы, ломившиеся от всевозможной еды и питья. Если бы вдруг поблизости оказались вражеские лазутчики, то они подумали бы, что персидское войско отдыхает, устав от многодневного перехода. На самом деле всё войско, во главе с царём Киром уходило обратно в степь. Туда, откуда пришло. Они шли стройными рядами в абсолютной тишине. Со стороны могло показаться, что это огромная змея ползёт по степи, и конца и края не будет этому молчаливому скопищу людей.
Но не все растворялись в тёмной степи. Двадцать пять тысяч воинов осталось, чтобы утром встретить врага. И среди них военачальник Гарпаг. План, предложенный Крезом, воплощался в жизнь.
Гарпаг проводил взглядом замыкающие сотни уходящего войска. Как только они растворились в ночи, он вернулся обратно в лагерь. О предстоящей битве Гарпаг старался не думать. Удел воина сражаться и умереть – для этого он и рождён. Поэтому чего зря бередить душу? Что предопределено богами, того не изменить. Гарпаг вспомнил молодость, своего сына, которого так вероломно умертвил царь мидян, Астиаг. Свою любимую жену, после смерти сына уже не вставшую с ложа. Она так и угасла, унеся с собой частицу его любви. Тогда, поклявшись отомстить Астиагу, он принял сторону Кира, и помог ему взойти на трон древних мидянских царей.
Затем были походы и бесчисленные битвы, во славу персидского оружия. Многие города и государства присоединил он к набиравшей силы империи Кира. В награду за это Гарпаг был обласкан и возведён на самую вершину власти. Но ему всё было мало. Как простой воин Гарпаг бросался в очередную битву, стараясь забыть глаза своего сына. И тот день, когда он сам, собственноручно, привёл его во дворец к Астиагу.
Гарпаг, чуть ссутулившись, сидел на коне и смотрел на посеревшее небо. Вскоре наступит новый день, а значит опять звон мечей, крики поверженных врагов и радость победы. Утро наступало быстро. В предрассветной мгле уже можно было заметить напряжённые лица воинов, которые настороженно провожали его глазами. Прославленный военачальник вселял в них уверенность и уже не так грозен и страшен казался ожидаемый враг. Не одну тысячу парсагов прошли они рядом с ним, чтобы встретить смерть здесь, в скифских степях.
Гарпаг знал, что царь Кир оставил с ним самых не боеспособных, которые есть в любом войске. Раненые в недавних битвах, немощные, больные. Все они принесены в жертву богу войны Вархрану. И это справедливо, считал Гарпаг. Даже растеряв в сражениях свои силы, они должны были послужить своему царю.
Гарпаг постарался сделать так, чтобы победа скифам досталась как можно дороже. Прежде всего, он велел весь лагерь огородить тройным кольцом повозок. Между рядами расположил лучников с полными горитами стрел. Основные силы Гарпаг рассредоточил внутри лагеря. Копьеносцы, пращники и лучники были собраны в единый кулак. Гарпаг понимал, что только в этом их сила. Он хотел, чтобы все скифы ввязались в битву, только тогда царю царей будет легче покончить с варварами одним ударом. Что будет с ними самими, он не думал.
Закончив все приготовления, Гарпаг замер в ожидании, наслаждаясь последними минутами покоя. Уже полностью рассвело, и в степи наступила предрассветная тишина. Ветер, дующий все последние дни, неожиданно стих. На небе низко нависли тучи, готовые оросить землю влагой. Воины перестали переговариваться между собой и тревожно оглядывались по сторонам. Тишина была угнетающей и тяжёлой. И в этой тишине среди людей незаметно стал расползаться страх.
Но вдруг, среди этой тишины, до слуха воинов донёсся одинокий свист. Он прозвучал неожиданно,
