месту, где тихо стоял на якоре броненосец «Фудзи». Командир броненосца, капитан первого ранга Мацумото, мудро решил не рисковать своим слишком ценным для Японии броненосцем в ночном бою. Он уже дважды корректно, но твердо отказал главному артиллеристу броненосца в просьбе об открытии огня. Но когда комок стреляющих друг по другу кораблей сам покатился в его сторону, ему поневоле пришлось принять участие в обстреле «Дианы». Командир «Фудзи» неверно истолковал поворот русского крейсера в его сторону. Ему показалось, что русские разглядели в темноте его броненосец, на котором только-только развели наконец пары, и пошли на него в торпедную атаку. Первый залп лег перелетом за кормой «богини». Среди шести всплесков от шестидюймовок как две корабельные сосны среди кустов выделялись взрывы снарядов носовой башни главного калибра. На противостояние двенадцатидюймовым снарядам проектировщики крейсеров русского флота не закладывались, да и невозможно защитить корабль в шесть с небольшим тысяч тонн от снарядов такого калибра. Иванов понял, что не зря он перед боем переоделся в чистое. Уйти на скорости двенадцать узлов — а после подрыва торпеды и с заклиненым правым валом больше дать было невозможно — практически нереально. Сзади настигает пара крейсеров, миноносцы атакуют уже со всех сторон, а отбиться от броненосца, перекрывающего единственный путь к спасению, тем более не получится. Остается только попытаться продать свою драгоценную шкурку подороже и доказать японцам, что канлодка «Кореец» в русском флоте — отнюдь не исключение из правил. 'Эх, жалко что перезарядить носовой аппарат не успели!' — успел подумать Иванов.
Последний известный приказ командира корабля был — 'Рулевому — таранить корабль справа по курсу! Минерам — сразу после тарана взорвать крейсер! Команде — спасаться по способности'. Увы, вторым залпом главный калибр «Фудзи» накрыл русских, и боевая рубка крейсера перестала существовать, исчезнув в вихре взрыва со всем содржимым. К ужасу японцев, неуправляемый крейсер, как гиганская торпеда, продолжал двигаться в сторону броненосца, не взирая на град снарядов среднего калибра. Шестидюймовые подарки с броненосца и крейсеров исправно сносили с палубы русские пушки, в двух местах на спардеке умирающей «Дианы» уже занялись пожары, а сквозь дюжину пробоин в трюмы медленно, но верно поступала вода. Но ни остановить, ни утопить крейсер первого ранга за такое короткое время средним калибром невозможно. Только пятым залпом двенадцатидюймовок, проделавшим огромную пробоину в левой скуле крейсера, удалось сбить импровизированый брандер с курса. Но все равно на броненосце от греха подальше расклепали якорные цепи и дали полный назад, не желая повторить судьбу 'Асамы'.
Величественно, как и подобает небожительнице, «Диана», постепенно замедляясь, прошла в кабельтове от «Фудзи». Крейсер уже был обречен. Вести огонь могли только два шестидюймовых орудия левого, обращенного от броненосца, борта. Машины не могли разогнать превращенный в развалину крейсер до скорости более трех узлов. В атаку на пылающий крейсер вылетел крохотный номерной миноносец N63 под командованием лейтенанта Накамуры. Хотел ли он отличиться, приняв участие в потоплении обреченного крейсера, или искренне хотел защитить броненосец — останется навеки неизвестным. В любом случае идея оказалась неудачной. Стоило его кораблику мелькнуть в луче прожектора, освещавшего умирающую «Диану», как все орудия броненосца без команды с мостика перенесли огонь на 'атакующий русский миноносец'. Не успев даже показать позывные, миноносец исчез в облаке взрыва. Кого именно утопили бравые комендоры «Фудзи», стало ясно только с восходом солнца по подобраным на месте гибели спасательным кругам.
Не надолго пережила японца и «Диана», завалившаяся на левый борт. Реквиемом кораблю стал последний выстрел единственной уцелевшей шестидюймовки. Неизвестный комендор всадил снаряд прямо под мостик «Фудзи»… С крейсера, в отличие от миноносца, взорвавшегося со всей командой, японцам удалось спасти семьдесят три моряка.
…Один из перелетных двенадцатидюймовых снарядов «Фудзи» попал по транспорту «Коку-Мару». Перевозившийся на нем полк потерял более роты от взрыва на палубе прямо в толпе глазеющих на бой солдат. Сам транспорт, хоть и остался на плаву, надолго вышел из строя.
Выслушав краткий и сбивчивый рассказ о последних событиях, Руднев задумчиво отозвал Балка в сторону.
— Чтобы через двадцать четыре часа ни тебя, ни твоих БеПо во Владике не было. Иначе в Артур не успешь прорваться. Я тебе соберу с бору по нитке сводный полк, и ты его обязан доставить в Артур вместе с боезапасом для тамошней артиллерии. И ТЫ ОБЯЗАН не дать Артуру пасть до прихода кораблей с Балтики. Как — не мои проблемы, но теперь мы начинаем воевать всерьез на земле, на море и…
— Ну, на замле — я, на море — ты, — ехидно перебил товарища Балк, — а в небесах-то кто?
— В высших сферах у нас вращается Вадик. Все, время пошло, бегом, ЛЕЙТЕНАНТ БАЛК! Доболтаем после победы.
Из переписки поручика 11-го уланского полка Ветлицкого с невестой
Душа моя, Настенька.
Прости, что не писал тебе почти месяц, но я невольно оказался в эпицентре событий настолько грандиозных и завораживающих, что не мог даже на это выделить минутку. Но, пожалуй, попробую изложить все по порядку.
Когда нас с Ржевским — кстати, пан Сергей просил передать тебе горячий привет и поцеловать ручку, но я передаю только привет — направили во Владивосток, мы жутко расстроились. Официально нас переводили для 'подготовки расквартирования полка на случай высадки японцев в Приморье', но мы-то понимали, что Рейзенкранц просто нас отсылает из мести. Кто-то наверняка ему донес, как мы с Сержем на последних полковых посиделках отзывались о его стратегических талантах. В результате мы готовились скучать в этом богом забытом городишке, пока наш полк будет геройствовать и гнать японцев в Корее.
Но на второй день нашего пребывания в город неожиданно пришел воскресший из мертвых «Варяг» с призами. По этому поводу был двухдневный праздник, в коем мы с Ржевским тоже приняли посильное участие. Но, к вящему сожалению Сержа, героями праздника были моряки. Нашему дорогому Сергуне было столь непривычно не быть центром всеобщего внимания, что он даже немного перегрузился.
Потом были несколько дней лихорадочной муравьиной деятельности по приготовлению города к нападению японской эскадры. Когда мы с Ржевским попытались было объяснить, что не в штате крепости и участвовать в аврале (это такой морской термин, который означает, что работы больше, чем людей; не удивляйся, душа моя — я теперь стремительно 'мореманизируюсь') не обязаны, то нарвались на неприятности. Следующие пару дней мы провели, командуя полусотней солдат, копающих ямы и пилящих сосны на сопках возле города. К сожалению, дурная привычка Сержа — сначала говорить, а потом думать, неистребима, ну да ты и сама об этом прекрасно помнишь.
В награду за труды праведные мы получили возможность наблюдать за обстрелом японских кораблей с лучших мест партера — с вершины сопки Безымянная. Впрочем, в окрестностях Владика (мы тут так по свойски называем Владивосток) половина сопок носит это гордое имя. А вторая половина не удостоена и такого, они просто «безымянные». Единственная проблема была в том, что в паре верст от нас находилась ложная батарея, которую мы же и оборудовали, а теперь японцы расстреливали именно ее. Так что часть спектакля мы провели, лежа на земле и пытаясь спрятаться от осколков снарядов, изредка взрывающихся в ветвях рядом с нами.
По возвращению в город мы как были, грязные и усталые, пошли в неофициальный армейский клуб — «Ласточку». На наше удивление, компания в тот вечер группировалась вокруг некоего флотского лейтенанта, кои вообще являются редкими гостями в этом заведении, ибо они обычно проводят время в своей «Бригантине», ближе к порту. Когда один из наших знакомых, заметив нас, позвал Ржевского к ним за стол, лейтенант со смешком преспросил 'уж не поручик ли часом', чем обеспечил себе повышенное внимание со стороны Сержа. Как ты наверняка помнишь, Серж искренне считает, что только он имеет право быть 'душой любого общества'… А тут какой-то лейтенант морской… В общем, через полчаса Сергуня стал откровенно напрашиваться на неприятности, но и лейтенант был хорош! Он прилюдно заявил, что 'пожалуй, стреляю и фехтую я изряднее всех вас, господа'. На что Серж высказался в духе — 'Наган и
