между ними лежала и грамота. Казак схватил драгоценную бумагу и поскакал сломя голову обратно. Он вернулся еще до рассвета и застал Богдана сидящим за какими-то письмами.
– Ну, что? – тревожно спросил его тот.
Ивашко, молча, с поклоном передал бумагу.
Всегда сдержанный Хмельницкий весь покраснел, вскочил с места.
– Друг ты мой милый! – сказал он, обнимая казака. – Такую ты мне услугу оказал, ввек ее не забуду. Теперь у меня все в руках: и Сечь, и хан, и регистровые!
Но он тотчас же спохватился и шутливо прибавил:
– Итак, мой добрый казаче, ты с честью вышел из своего испытания. Отныне ты мой джура, а за услугу проси, чего хочешь.
– Ничего мне, батько, не нужно! – с достоинством отвечал Довгун. –Послужить родимой Украине да тебе – тут казаку и честь, и слава!
4. ЛОВКИЙ ШПИОН
На другой день Чаплийнский сидел в кабинете с зятем своим Комаровским. Они о чем-то горячо спорили, как вдруг дверь отворилась и вошел Дачевский.
– А, здорово, друже! – небрежно проговорил Чаплинский. – Новостей принес?
– Принес! – отрывисто проговорил тот.
– Садись да повествуй… Эй, хлопче, пива нам да меду, да венгржины постарше! – приказал он, хлопнув в ладоши.
Проворный слуга живо принес бутылки, жбаны и стаканы и также быстро скрылся.
– Вчера, когда пана Данила так неучтиво выпроводили… – начал Дачевский.
Чаплинский поморщился.
– Подробности ты можешь выпустить, – заметил он угрюмо.
– Когда пана высадили за двери, – невозмутимо продолжал Дачевский, будто не замечая, что пан сердится, – пан Богдан начал говорить о королевской привилегии, скрытой Барабашем; в этой привилегии король дарует права казацкой вольнице…
– Гм, вот как! – протянул Чаплинский, – что же этот казак говорил?
– Он просил Барабаша показать ему королевскую грамоту, но тот дал понять, что бумага спрятана у его пани. Тогда Богдан как будто успокоился, но я его знаю и по глазам заметил, что он нечто задумал. Я пробрался незаметно во двор и там, между нищими и челядью, остался до утра. Я видел, как тот казак, которого пан вздернул, да плохо, оседлал коня и ускакал, а к рассвету вернулся и тотчас же прошел к Богдану. Я готов голову прозакладывать, что он ездил к пани в Черкасы за грамотой… Что предприятие это удалось, я сегодня ясно увидел по пану Богдану: он земли под собою не слышит…
– Хорошо, я вполне одобряю сообразительность пана, – важно сказал пан Чаплинский, поглаживая усы. – Что же касается Богдана, то мы с зятем только что толковали о нем. Недолго ему тешиться, я всеми способами буду стараться, чтобы пан староста обратил свое внимание на этого беспокойного человека.
– Еще я должен передать пану подстаросте, – продолжал Дачевский, –что у Хмельницкого часто бывают разные люди из сел и деревень: и попы, и крестьяне, и казаки, и шляхтичи. Он с ними подолгу разговаривает; насколько мне удалось слышать эти разговоры, дело идет о том, чтобы мутить народ и вербовать повстанцев.
– Знаю, знаю, что он затевает, – отвечал Чаплинский, – только навряд ли это ему удастся. Попрошу я пана Дачевского еще об одной услуге: не найдет ли он возможность проследить хорошенько за этим казаком, спасшимся от виселицы; может быть, мы придумаем какие-нибудь способы и от него избавиться.
– Не обещаю, пан подстароста, не обещаю; но, что могу, сделаю. Запорожцы – хитрый народ, за ними уследить трудно.
Дачевский раскланялся, а Чаплинский с зятем поехали в Чигирин по какому-то делу.
После ночной поездки Ивашко долго высыпался. Богдан не велел его будить: он имел продолжительное совещание с Брыкалком, который куда-то уехал, а Хмельницкий засел за свои бумаги и письма. Наконец, вошел к нему заспанный Ивашко, поклонился и сказал:
– Здоров будь, батько! Я тебе вчера не успел важных вещей сообщить.
– Слышал, слышал, – с усмешкой сказал Богдан, – мне Брыкалок уже все передал. Извести они меня замышляют. Ну, что ж? На все воля Божья, остерегаться буду, а удастся им, значит, мне жить не суждено. А ты бы вот что, Ивашко, повидал бы свою панночку, да и шепнул бы ей, чтобы она ко всему присматривалась и прислушивалась. Видишь, какие веселые поручения я тебе даю.
Ивашко, действительно, просиял и, весело тряхнув чубом, проговорил:
– Это дело я быстро обделаю, батько! Катря дивчина сметливая, да и мамка ее, старая татарка, тоже может нам пригодиться.
Он вышел с поклоном; во дворе встретился с Дачевским. Оруженосец остановил было его своими разговорами, но Довгун постарался поскорее от него отделаться, оседлал коня и ускакал. Дачевский посмотрел подозрительно ему вслед и тоже куда-то скрылся.
Вечером Чаплинский вернулся довольно поздно и собирался уже ложиться спать. Вошел слуга и доложил, что его желает видеть пан Дачевский.
– Проси! – важно проговорил пан Данило.
Дачевский вошел взволнованный, запыхавшийся и, отвешивая поклон, поспешно проговорил:
