их рубить им головы. Один из комисаров, пан Мястковский предложил свои услуги: он был когда-то знаком с Выговским и теперь рассчитывал на его содействие.
– Добро пожаловать, пан Андрей, – любезно встретил его писарь. – Чем могу вам служить?
– Пан Иван, кажется, в милости у гетмана. Он, конечно, не откажется выхлопотать нам более приличный прием. Он согласится, что с королевскими послами нельзя поступать так, как обращаются с нами. Нас держать, как пленников.
Выговский пожал плечами.
– Что делать, пан Андрей? Что делать? У гетмана крайне неровный характер. Подождите немного, не спешите, не гневите его.
– Но, может быть пан Андрей замолвит за нас слово.
– Хорошо, – отвечал выговский, – я сделаю все, что могу.
Пан Андрей откланялся. Через несколько часов комисаров допустили к гетману. Гетман вручил им написанные условия. Пан Кисель быстро пробежал бумагу и молча, пожимая плечами, передал ее товарищам. Все они читали и, недоумевая, смотрели друг на друга, а гетман, заложив руки за пояс, стоял у своего стола и с усмешкой посматривал то на одного, то на другого.
Это были невозможные для поляков условия. Гетман требовал совершенного уничтожения унии, чтобы после примаса митрополит киевский имел первое место в сенате; чтобы все воеводы и каштеляны на Руси были православные; чтобы войску запорожскому были оставлены все его вольности, гетман казацкий подчинялся бы только королю; все жиды были бы изгнаны из Украины; Иеремия Вишневецкий никогда бы не назначался коронным гетманом. Воевода Кисель еще раз перечитал грамоту и спросил гетмана:
– Какое же число регистрового войска желает пан гетман? Здесь этого не сказано.
– А зачем говорить? Их будет столько, сколько захочу: сто тысяч, так сто тысяч, а то и больше.
Паны комисары видели, что они ничего не добьются от казака; они решили, по крайней мере, выпросить пленных.
Богдан и слышать ничего не хотел.
– Что завоевано, то завоевано! – резко остановил он просьбы панов. –Об этом и думать нечего.
Как его ни упрашивали, он стоял на своем. Попробовали было комисары предложить ему иные условия, но он ни слова ни говоря, взял перо, обмакнул в чернила и накрест перечеркнул эти условия.
Пан Кисель попытался убедить сурового гетмана и в длинной речи осыпал его упреками, побуждая его бросить союз с неверными, не пренебрегать милостью короля: он может обратить на него и гнев свой; не губить православную веру, пощадить кровь невинных, так как она может пасть на его же голову. Кисель говорил с увлечением, голос его дрожал и гетман совсем был тронут; на глазах у него показались слезы.
– Нельзя мне удержаться от меча, нельзя возвратиться в неволю! –говорил он. – Лучше сложить свою голову. Знаю, боевое счастье изменчиво: сегодня победы, завтра поражения, но дело наше правое… Мы чтим короля, как государя, а шляхту и панов ненавидим и никогда их друзьями не будем. Если не утвердят условий, будем биться насмерть, так и скажите королю. Кроме написанных мною условий, ничего другого не будет.
Комисары вышли от гетмана с поникшими головами.
– Что же нам делать? – говорил пан Мясковский. – Неужели, так и уехать, не выручив своих товарищей?
Выговский отвел его в сторону и вполголоса проговорил:
– Советую послам обратиться к полковнику Чорноте. Его мнение гетман уважает. Если панам удастся склонить его на свою сторону, их дело выиграно. Между прочим, могу панам послам сообщить, – прибавил он, понизив голос, – пан полковник и сам мечтал в былые времена о гетманской булаве. Может быть послам и удастся поймать его на эту удочку.
Мястковский передал слышанное своим товарищам и они отправились к Чорноте. Полковник жил совсем по-казацки, в небольшой хате, просто убранной, на стенах висело оружие, а кругом стояли деревянные лавки. На них стлался тулуп, а другой тулуп клался под голову.
Паны застали Чорноту лежащим на лавке и едва его добудились. Увидев нежданных гостей, он спустил ноги, сел и угрюмо взглянул на них.
– Пан обозный нездоров? – спросил его Кисель.
– Нездоров, – угрюмо проворчал Чорнота. – Много горилки вчера выпил с гетманом, мне за ним не угоняться, он пить горазд. За каким делом ко мне пожаловали, панове? – прибавил он искоса поглядывая на гостей.
Паны изложили ему свою просьбу.
Чорнота мрачно слушал их, видимо, не совсем понимая, в чем дело.
– Чего же от меня хотят паны? – спросил он наконец.
– Пан гетман уважает пана полковника. Если ваша милость захочет, то он ради вас отпустит пленников.
Чорнота даже привскочил с лавки.
– Это, чтобы я-то посоветовал ему выпустить пташек на волю? Да никогда этого не было и быть не может. Счастье ваше, что я сегодня нездоров, а то и вам бы целым не уйти отсюда.
Паны комисары невольно попятились к двери. Пан воевода сделал знак, чтобы они удалились, а сам, оставшись наедине с Чорнотой, повел разговор в ином тоне.
– Мне нравится прямой и откровенный характер пана полковника, –сказал он, подсаживаясь к казаку, – на его месте, может быть, и я отвечал бы так же. Но, ведь, согласитесь, в этой борьбе и сам гетман далеко
