что милости прошу – вон из моего дома! Иначе придется проследовать в милицию.
– Ты кого, козел парашный, вздумал пугать милицией? – взорвался Курганов. – Меня прислал сюда самый крупный «авторитет» в Москве – Цунами!
Качуевский от испуга лишился сил и буквально повалился на плетеный стул.
– Цунами… – прошептал он. – Неужели это тот самый мальчишка, который украл сарматские фалары?
Веня был очень недоволен, что Курганов смял всю игру, испугавшись милиции, но теперь приходилось действовать в открытую.
– Слушай, старик. Благодаря тебе Цунами тянул первый срок. Теперь он – хозяин, а ты – раб. Много лет он позволял тебе накапливать сокровища. Пришла пора расплачиваться. Каждый месяц твоей вонючей жизни ты будешь покупать, передавая вот ему, – он кивнул в сторону Курганова, – одну ценную вещицу. Но не продешеви. Я ведь понимаю толк во всех этих досках.
– Почему бы ему не забрать сразу все… – не сказал, а скорее выдохнул Качуевский, окончательно поняв, что его загнали в ловушку.
– Замочить тебя большого труда не составляет. – Решил успокоить его Веня. – Но за эти годы ты стал слишком крупной фигурой среди коллекционеров. Кому нужен этот шум? А потом, большинство вещей уже находятся в музейных каталогах. Начнутся поиски, почти все вещи засвечены. А так никто никакой бучи поднимать не станет. Я думаю, что если отдавать в месяц по вещи, то лет десять ты еще проскрипишь, старая калоша.
Качуевский с трудом встал, словно ученик перед учителем.
– Надеюсь, фалары потянут на семь месяцев?
– Они вообще не в счет. Это твой должок. Гони их сразу. Курганов вскочил и схватил Качуевского за шею.
– Ты все понял, падла?!
– Понял. Но сначала я должен отключить сигнализацию, – промямлил Качуевский. Потом посмотрел на Веню. – У вас такой благородный и знаменитый отец… – И, театрально вздохнув, вышел в полутемный коридор.
Устроившей несколько аварийных ситуаций Инессе все-таки удалось невредимой добраться до своего салона. Чтобы быть более точным, следует отметить, что салон этот оформлен был на одну из ее институтских подруг, ничем не примечательную «серую мышь», работавшую ранее ученым секретарем факультета в MГУ.
Салон располагался на Сретенке, в одном из двухэтажных особняков, полностью реконструированном и приспособленном для самых изысканных капризов его посетительниц. Назывался он замысловато: «Мадам Леже». В честь русской жены знаменитого французского художника, дача которой в Переделкине теперь принадлежала другому знаменитому художнику. Однако абсолютное большинство посетительниц были уверены, что «Мадам Леже» почти то же, что «Вдова Клико» или «Ив Роше».
Когда Инесса, стремительно миновав двух охранников, поднялась по лестнице на второй этаж, в холле уже переговаривались вполголоса несколько дам. Среди них пышными формами выделялась Алла Константиновна, самая знатная посетительница. Жена вице-премьера правительства – Олега Даниловича Суховея. Почти каждую фразу она начинала следующим пассажем: «Не при Олеге Даниловиче будет сказано…» Рядом на пуфике сидела молодая девица и ловила каждое ее слово. Ирина была всего лишь дочерью председателя Бюджетной комиссии парламента. Чуть подальше, словно баба на чайнике, восседала в нескольких кофтах и широких белых штанах, заправленных в сапожки, вдова известного кинорежиссера, умершего недавно на съемках многосерийного фильма в Голландии. Там у него остались большие деньги, которые пока никак не удается оформить на вдову. К ней-то первой и обратилась Инесса:
– Майя, дорогая! Представляешь, какой ужас! Магазин, обещанный твоей дочери, заняли какие-то мерзавцы. Но завтра их уже там не будет. Пусть Маринка быстро все оформляет.
Вдова глубоко вздохнула, давая понять, что ответственности за дочь не несет, и вяло, с издевкой ответила:
– Она уже третий день из койки не вылезает. В доме новый жених завелся.
– Мое дело предупредить, – на ходу бросила Инесса и, забыв о вдове, устремилась к Алле Константиновне. – Дорогая, как я рада.
Они расцеловались. Вернее, приложились щеками, чтобы не испачкаться в помаде. Инесса шепнула на ухо жене вице-премьера:
– Ты уже слышала? Несчастье-то какое! Из-за какой-то шлюхи…
Сидевшая на пуфике Ирина вытянулась как струна и превратилась в слух. Инесса заметила это и увлекла Аллу Константиновну в бар. Там сама налила два кофе и все еще шепотом продолжила:
– Просто невероятно, от каких же мудаков мы порой зависим. Бедная Василиса, ей ведь уже под шестьдесят.
– Пятьдесят четыре, – уточнила Алла Константиновна. В свои тридцать девять она не считала необходимым скрывать дамский возраст.
– Ну, все равно. Отдала ему молодость, красоту. А сколько сделала? Хрен бы Столетов стал полковником, если бы не ее романчик с Цвигуном…
– Да вроде ж не было между ними… – Алла Константиновна всегда пугалась звучащих всуе известных фамилий.
Инесса прикусила язычок и перешла к главному:
– Ой, Алла, смотри, что получается. Столько лет вместе, а в результате? По разводу она ничего не получит. Разве что квартиру. Раньше мужики парткома боялись. Ни о каких разводах и помыслить не могли. Тем самым жены имели социальные гарантии. А теперь?
