Молча, ведя за руку хнычущую Маринку, подошла к «скорой». Лимон откатил ее «девятку» на обочину. Закрыл двери на ключ. Правую и так заклинило.
— Девочка пусть садится в салон. Там куклы лежат. А ты, мамаша, рядом со мной.
Маринка перестала плакать и заглянула внутрь машины.
Действительно, на носилках лежали две куклы. Светик молча залезла в кабину. Не успев проехать пару километров. Лимон свернул с трассы.
— Ты куда?! Обалдел! Нам же в Москву, — взвилась Светик.
— Не ори, — спокойно скомандовал Лимон. — У меня к тебе, Светик, разговор длинный- предлинный.
Светик обалдела. Лимон в качестве подтверждения вытащил из сумки кассету и покрутил перед ее носом:
— На ней очень занятный фильм. Особенно для Константина Опиевича… — перейдя на шепот, добавил:
— В нем участвуете ты и твой хахаль Стасик. Сегодня ночью снимал через форточку.
— Подлец, — процедила Светик, не совсем понимая, чего от нее хотят.
В заднем окошечке показалось довольное лицо Маринки:
— Мамочка, может, сегодня в школу не нужно? Авария не каждый день случается!
— Замолчи! — рявкнула на нее Светик. Детское личико исчезло в глубине фургона.
— И чего же тебе надо, козел драный? Лимон улыбнулся. Больше всего он боялся истерики, обморока, всяких интеллигентских заморочек. А столкнулся с крепкой бабой.
— Выражайся покультурнее, потому что вы — мои заложницы.
Светик ахнула:
— Ты чеченец?
— Нет, русский.
— Террорист?!
— Успокойся. Обычный рэкет. Пытать не буду. Но прошу слушать, не перебивая. И не задавать вопросы.
— Обалдеть можно… Доездилась… — выдавила из себя Светик. — Куда мы едем?
— Я же просил не задавать вопросов. Ладно, скажу. Едем на одну Богом забытую дачку. Придется некоторое время там покоротать.
— Насиловать будешь?
— Размечталась. Пусть этим Стасик занимается. Остальную часть пути ехали молча. Только однажды Светик попробовала высунуться в окно, увидев одинокого колхозника на лошади. Лимон достал пистолет, и Светик вжалась в сиденье.
Дача оказалась в глухом лесу. Занесена глубоким снегом. Ворота были открыты. Расчищена только одна дорожка. Лимон остановил машину. Размахивая пистолетом, потащил Маринку за собой. Светик с криками и проклятиями, утопая в снегу, побежала за ними. Лимон завел девочку в теплую баньку и сказал:
— Если не будешь меня слушать, я тебя накажу розгами. А маму твою убью.
Маринка не заплакала, серьезно посмотрела на Лимона и спросила появившуюся в дверях маму:
— Почему этот дядя нас сюда привез?
— Этот дядя бандит. Он нас украл. Теперь будет требовать за нас у папы деньги.
— Тогда не плачь, — успокоила ее дочка, — папа нас обязательно выкупит.
Лимон посадил Маринку на диванчик, пригрозил пальцем:
— Сиди смирно, иначе накажу. Мы с мамой поговорим на улице. Можешь за нами следить в окно. Я ее не трону, — после чего вывел Светика на крыльцо.
— Значит, так. Мне от твоего мужа нужна подпись на одном документе. Лицензия на вывоз. Я не кровожадный убийца. Не насилую женщин. Не ем маленьких детей. Похищение инсценировано для вашего алиби. Если будешь выполнять мои указания, кассету с вашими сексуальными играми отдам тебе. Муж твой получит четверть миллиона долларов. Неприятности у него, разумеется, будут. Но оправдают. Ведь на карту поставлена жизнь жены и ребенка. Любой на его месте поставил бы подпись.
— Круто, — прокомментировала Светик. — Откуда мне знать, что на твоей кассете?
— Действительно. Давай посмотрим. Я сам не видел еще.
Они вернулись в баньку. Лимон заботливо закрыл притихшую девочку в парилке. Открыл шкаф. Внутри стоял телевизор с видеоплейером. Через минуту на экране замелькали ступни и груди, растопыренные пальцы. Потом лицо Светика.
Далее ее необъятные бедра и над ними — самозабвенно дергающийся Стасик. Лимон прекратил просмотр.
— Согласна?
— А деньги? — спокойно спросила Светик.
— Подожди, принесу.
Лимон вытащил кассету и вышел. Из парилки выглянула Маринка:
— Дядя будет нам фильмы показывать? Хочу мультики и домой!
Светик подошла к дочери. Заплакала. Маринка принялась ее утешать:
— Папа нас скоро выкупит. У него денег много. Ему дядя Ельцин даст.
Лимон вернулся с видеокамерой и большой сумкой. Увидев его, Маринка бросилась в парилку. Лимон устало сел на скамейку.
— Нервы ни к черту. Сейчас я вас поснимаю. А Маринка пусть поплачет в объектив. Ты моли мужа о спасении. Чтобы получилось натуральнее, смотри, — Лимон показал провода и небольшие диски, спрятанные в нескольких местах.
— Банька заминирована. Когда я отсюда уйду, замкну цепь. Если кто-нибудь попытается вас освободить, тотчас обе взлетите на воздух.
— Ты серьезно? — лицо Светика исказилось.
— Да. Кстати, когда менты приедут вас освобождать, все должно быть по правде. Код я передам твоему мужу. Если он, конечно, согласится подписать.
— А если нет?
— Ваша судьба в его руках.
— Мерзавец!
Лимон ничего не ответил. Взял камеру, позвал Маринку. Принялся снимать. Девочку чуть не силой заставили плакать и просить папочку о помощи.
Камера запечатлела диски, провода, контакты. На электрокамине стоял будильник.
Лимон несколько раз взял его крупным планом. Издерганные жесты Светика говорили больше, нежели ее слова. Когда Лимон закончил, она серьезно и тихо сказала:
— Меня оставляй здесь, а Маринку отвези. Иначе убивай обеих на месте.
Лимон взял Маринкин рюкзачок, вытряхнул оттуда учебники, тетрадки, пенал и принялся перекладывать из сумки запечатанные пачки стодолларовых бумажек. Рюкзачок еле закрылся.
— Это останется с вами. Сама понимаешь, четверть миллиона мне взрывать не резон. Поэтому сидите и ждите, пока вас спасут.
Светик упрямо поджала губы, давая понять, что ее на деньги не купишь. Лимон не торопился. Закурил. Не глядя на Светика, продолжил:
— Насильно делать вам добро я не собираюсь. Есть другой вариант.
Вас отпускаю на все четыре стороны. Беру кассету, деньги и еду к Константинополю. Пусть он выбирает. Позор или деньги. Думаю, имея такой рюкзачок, можно создать новую семью. Жену молодую подыскать. Детей новых нарожать. А можно и просто окружить себя женской лаской.
Светик молчала. По ее напряженному взгляду и страдальчески вздернутым бровям было ясно, что в голове крутятся различные варианты. Скорее всего, прикидывала реакцию мужа. Константин Опиевич не из тех, кто прощает любовников. Тем более — Стаса, которому доверяет как себе. Вместе учились в школе, потом в институте. Стас стал профессиональным спортсменом-десятиборцем.
Ездил на соревнования, был в сборной. Особых достижений не добился и очень скоро стал никем. Константин Опиевич взял его к себе в отдел. С тех пор преданно служит. Выяснилось, что на работу ходить
