выражениях попросил ее отвезти прямо в руки некоему Олегу Митрофановичу. С кислой миной секретарша удалилась.
— Остается ждать, — заместитель развел руками, показывая, что сделал все от него зависящее.
— Пойду попью коньячку. Не буду мешать работе. Только не забывай: самолет должен взлететь не позже пятнадцати ноль-ноль.
В буфетной комнате оглушенный Лимоном помощник немного оклемался.
Лимон влил ему в открытый рот полбутылки коньяку и оставил лежать на полу.
Время тянулось медленно. У Константина Опиевича все буквально валилось из рук.
Вздрагивал от каждого звонка. Наконец, последовал тот самый, от Олега Митрофановича. Оказывается, к отправке груза в аэропорту давно все готово.
Ждали только указания сверху. При этом голос в трубке был приподнято-оптимистичен. Раньше таким тоном рапортовали на первомайских демонстрациях. Константин Опиевич понял, что и Олег Митрофанович получил свое.
Значит, груз попадет по назначению. Даже если вдогонку полетят приказы вернуть, никто не бросится их выполнять. «Вот так разворовывают государство», — подумал заместитель и положил трубку.
Теперь Лимону осталось дождаться своего звонка. Он болтался по кабинету и чувствовал на себе пристальный взгляд хозяина. С каким удовольствием Константин Опиевич будет описывать его внешность сотрудникам безопасности!
Сколько слов потратит в рассказах о жестокости и патологичности рэкетира! Какие статьи появятся в прессе! А финал один — отставка. Заместитель вице-премьера действительно размышлял об этом, но боялся высказать угрозы вслух. Жизнь его близких все еще висела на волоске. Хотя в трагический исход Константин Опиевич уже не верил. Теперь лучше подумать, куда деть двести пятьдесят тысяч долларов.
А то сегодня дают, а завтра таким же способом отберут. Нет уж, бежать из этой страны! В ней нельзя быть ни богатым, ни умным, ни даже президентом! Только нищим, пьяным и одиноким. Тогда тебе ничего не страшно. Тогда ты здесь хозяин.
Лимон бесцеремонно пододвинул к себе телефон и набрал номер.
Сказал в трубку одну загадочную для хозяина кабинета фразу.
— Лимон ждет хорошей погоды.
Ему громко ответили:
— Небо ясное, вовсю светит солнце.
Лимон повесил трубку. А Константин Опиевич инстинктивно посмотрел в окно. Через неприкрытые занавесками щели видны были беспорядочно мечущиеся серые снежинки.
— Значит, так. Слушай внимательно, а то у меня нервы ни к черту.
Самолет взлетел. Я выхожу на улицу, звоню тебе из телефона-автомата, сообщаю место нахождения дачи, код для отключения взрывного устройства. Понял? — Лимон был серьезен.
Константин Опиевич встал и молча кивнул.
— Да, еще. Часовой механизм не подключен. Я тебя на понт взял.
Поэтому не дергайся особо. Но ментам не говори, что в курсе. И еще… Светику передай, что интересующая ее кассета лежит под крыльцом баньки.
— Какая кассета?
— Тебя это не касается, — сказал Лимон и направился к выходу.
Остановился у самой двери. — Гляди, Константинополь, без глупостей. Ментов вызывай не раньше моего звонка. И помни, тебе не выгодно, чтобы меня сразу замели.
Константин Опиевич ничего не ответил. Как только Лимон удалился, он тут же позвонил Светику. Жену успокаивать не пришлось. Она орала в трубку, захлебываясь от злости и ненависти:
— Поль, нас надули! Маринка случайно порвала одну пачку — там пустые бумажки… Слышишь?! Никаких долларов! Только сверху и снизу! Задержи его! Не соглашайся…
— Замолчи, дура, — прохрипел заместитель вице-премьера и, затравленно озираясь по сторонам, положил трубку.
Боже! Я все-таки двинусь окончательно! Звонил Англосакс и, запинаясь, мямлит, что ему нужно зайти по делу. Очень он переживает убийство Наты (так он ее называет), но должен забрать одну вещь. Какую? Перстень с черным агатом. Однажды он случайно забыл его в этой квартире. У меня внутри все оборвалось… Врет! Хочет замести следы. Неужели он? Не может быть…
Англосакс? Смешно…
Соглашаюсь поискать этот перстень сама. Но приходить не разрешаю.
Слишком многое зависит от этого перстня. Англосакс настаивает. Хрен тебе…
Найду, сразу позвоню. На этом разговор окончен. Нет, но чтобы задушил Англосакс? Он такой рыжий, с кучерявой, растопыренной во все стороны шевелюрой.
Рыжий от корней волос и, наверное, до пяток. Волосатые руки… Стоп! Да, да…
У него волосатые руки. На них волосы золотистее, чем на голове, и из-под золотистых колечек высыпают веснушки. Одно время Наташка часто трахалась с ним для разнообразия. Он влюбился по- настоящему. Присылал огромное количество телеграмм, иногда по две в день. Все на английском языке. А живет, между прочим, в тридцати минутах отсюда. Смешно, когда некрасивый, рыжий, с приветом человек умирает от любви. Наташку забавляло его отношение. Меня раздражало.
Ничего нормально он делать не мог. Говорил на непонятной смеси русского и английского. И обожал делать различные коктейли. Дома у него была куча напитков. Все импортные. Он гордо говорил: «Моя коллекция».
Каждый раз угощал новыми коктейлями. Все составы были записаны в специальной тетради, оформленной как меню. Коктейли, в основном, придумывал сам. Давал им английские названия и тут же переводил на русский. Для совсем непонятливых, вроде меня. Сплошная понтяра: «Дева в ночи» или «Утренний рассвет над Темзой». Из кожи лез, чтобы все выглядело по-английски. На самом деле его коктейли — муть фиолетовая. Я предпочитала пить раздельно. За что он меня в душе презирал. Наибольшего совершенства Англосакс достиг в приготовлении коктейлей, разделяющихся по уровням. Розовый цвет, потом желтый, потом красный.
И обязательно долька лимона, трубочка, высокий стакан. Забавно, но я никогда не видела, чтобы он что-нибудь ел. Поэтому он очень худой, маленького роста. Меня всегда поражали его руки. Волосы росли прямо на крупных пальцах. А пальцы всегда полусогнуты-полускрючены. Прямо как у хищных птиц. Все рассказывал, что у него до Наташки было три женщины. Ничего себе — в 39 лет. Ни одна ему не подошла. Он их учил английскому языку, и не просто, ас кембриджским произношением, давал им примеры речи из разных районов Англии, но они не могли овладеть. Короче, посылали его к английской королеве. И правильно делали. Я однажды при нем спросила Наташку, как дела с учебой. Она не растерялась;
«Некогда, рот все время занят». Англосакс стал аж бордовым. Самое удивительное, что вселяет серьезные опасения по поводу его головы, — это мини-бар. Он постоянно носит с собой целый склад маленьких бутылочек, которые помещаются в специально сшитом широком поясе. Надевает его поверх брюк и рубашки. Настоящий патронташ. Где ни появится, достает бутылочки: сейчас приготовлю сногсшибательный коктейль «Черная магия в восточном районе Уэльса». Все охреневают. А он мешает подряд содержимое бутылочек. Нужно отдать должное, иногда получалось вкусно. Но редко. Пояс он сшил себе сам, постоянно демонстрировал его. С явной придурью. Я над ним смеялась. Он вечно напускал на себя таинственность, порочность. Намекал, что может делать в постели с женщиной ритуалы из черной магии. Любил рассказывать о всяких убийствах. Его настольной, вернее, прикроватной книгой был том «Сто лет английской криминалистики». Боже, дура я, дура! И Наташка — дура. Он же ненормальный, маньяк. Мы смеялись над ним. Иногда в лицо. Вот он и отомстил. Вбил себе в голову, что не может жить без Наты. Она последние месяцы его на порог не пускала. Он, кстати, любил заявляться ночью. Наташка выпьет, натрахается, а тут откуда ни возьмись это чудо со своей английской любовью. Страшно… Почему раньше в голову не пришло?
Нельзя его было злить. Такие копят в себе обиды. С виду особо не реагируют. Но не прощают. Я всегда удивлялась — чего он терпит? Видит, как к нему относятся, в лицо смеются, и вроде не замечает. Сначала, понятно, Наташка ему давала, и он только мечтал об этом. Но потом, когда она свинтила, продолжал
