подальше.
Бывают случаи, когда без разговоров затаскивают в машину. Надо же! Это тот самый Борис! Смеюсь от испуга. Он тоже улыбается. Сажусь к нему в машину. Сразу соглашаюсь ехать в ресторан. Вспоминаю, что с утра ничего не жрала. Хочу разглядеть его лицо, опять в темноте не удается. Третий раз вижу человека и почти не представляю, как он выглядит. Во сне он мне Понравился. Откуда уверенность, что видала именно его? А, разберемся. Давно я не была в кабаке.
Тем более ночью. Значит, прав старый хрен. Неимущие ужинают не в ночных ресторанах, а в своих вонючих кухнях. Борис, как обычно, молчит. Пусть молчит.
Зато мне поговорить охота. Если разобраться, с кем я все эти дни Говорю? С сумасшедшим Патом и сама с собой. Надоело. Приезжаем в самый центр. Кабак чумовой. «Вишневый сад» называется. Маленький такой. Уютный. В центральном зальчике фортепьяно приткнули, и на нем ветки с розовыми цветами вишни. Мы поднимаемся на подиум. Столик на двоих. Горят свечи. На стенах, обтянутых зеленой материей, висят картинки. Мне нравится. Официанты несколько угрюмые, ни о чем не спрашивают, ничего не предлагают. Не успела я пожаловаться Борису на свой волчий голод, как стол завалили всяческими деликатесами. Да, это тебе не с убийцей-англосаксом ужинать. От его коктейлей до сих пор тошнит. Пить буду только «Кровавую Мери». Борис удивляется. Оказывается, никогда такого не пил.
Вот деревня! Как бы мне его разговорить? Ужасно хочется выяснить про богатство.
Неужели старый хрен не обманул? Во дела! Меня Наташка учила, как поступать в подобных ситуациях. Болтливые мужики обычно денег не имеют. Они считают, что особое удовольствие — их слушать. Вешают лапшу на уши и думают, что от дурацких хохм ноги сами раздвинутся. Ага, держите варежку шире! На такую тюльку в основном молодые неопытные телки попадаются. Начинает мужик стараться покорить тебя своим умом, рассказывает, как по загранкам ездит, с кем дружит — значит, на понт берет. Или ему кажется, что я должна посчитать за счастье ему отдаться.
Значит, дурак. Ну в самом деле! О чем крутому мужику с башкой со мной говорить?
Крутой — он и есть крутой. Платит деньги и разговорами себя не утруждает. Борис молчит. Ест, как и я, с аппетитом. В подобных случаях, по Наташкиному рецепту, нужно болтать самой. Им это нравится. Я болтаю, мужик отдыхает, доволен. Раз телка щебечет, значит он ей нравится. Говорить лучше о чем-нибудь своем, с ним никак не связанном. Чтобы не напрягать. Вот возьму и расскажу Борису о своем княжеском происхождении. Он-то на князя явно не тянет. Руки о скатерть втихаря вытирает. Пальцами кости из рыбы вытаскивает. Все-таки я его понемногу разогреваю. Несколько раз улыбнулся. Почему он мне напоминал Шварценеггера?
Ничего общего. Нет, есть. Жесткость в лице. По такому личику бутылкой ударишь — и следа не останется. Улыбается одними губами. Причем появляется какая-то растерянность. Очень мило. Улыбнулся, вроде извинился. Смотрит прямо мне в глаза. Жует и смотрит. Взгляд ничего не выражает. Или я совсем дура и ничего не понимаю.
Мне кажется, он думает о своем. Несколько раз ловлю его на том, что он не откликается на свое имя. Выходит — не его. Прав старый хрен!
— Борис, как тебя зовут?
Опять извиняющаяся улыбка.
— Ну серьезно. Ты же на Бориса не откликаешься.
— Зови меня Лимон.
— А почему не апельсин? Или киви? Я киви обожаю.
— Мне больше подходит Лимон. Так почему-то считают.
— Ладно. Лимон лучше, чем Борис.
Произношу «Лимон» и кажется, везде лето, пальмы, море и лимонад!
Инга стояла перед зеркалом. Рядом трещал и сыпал искрами камин.
Дверь на террасу была открыта настежь. Кружевная занавеска надувалась парусом, снежинки кружили по всей комнате. В глубине Зазеркалья задумчиво кряхтел Яков Вилимович Брюс, государев генерал- фельдмаршал. Старый граф был вызван для совета. Поэтому держался подчеркнуто официально. Перед его появлением Инга бесконечно долго кружила вокруг стола, полыхающего свечами всех четырех канделябров и издевающегося над ней Неразложенным пасьянсом. Она не находила в себе сил прикоснуться к картам. Обратилась к зеркалу в последней надежде. Но Брюс не утешил ее своим приговором:
— Пасьянс следует немедленно разложить до конца. В противном случае несчастья настигнут всех, чьи судьбы в нем загаданы.
— Любезный граф, вы самый чтимый чернокнижник России, вспомните, будьте так любезны, ведь бывали случаи, когда линии судеб переставали подчиняться вам… Не лучше ли в таком случае оставить все, как есть?
— Голубушка, мозг мой от этих бессмысленных веков высох совсем, но отличить гадание от любовной интрижки я вельми способен.
— Да, я люблю его! Нет, я его ненавижу! Он — мое создание! Ну как мне отказаться от него? Смилостивьтесь, граф…
— Дура ты, баба. Тебе свыше такая сила и власть даны, а ты их со своими мерехлюндиями поди и профукаешь!
Инга размазывала слезы по щекам и не знала, что еще придумать.
Граф, должно быть, не любитель дамских истерик, поморщился, замахал платком и прикрыл глаза. Инга закричала:
— Граф, но все же, все же…
Но граф ее уже не слышал. Его золотом шитый камзол, удаляясь, маячил среди обрывков вечности. Инга долго смотрела в зеркало. Вид ее был ужасен: почерневшее лицо, разодранная зеленая комбинация, обожженные углями ноги, измазанные сажей волосы. Она знала, что ждать Лимона бессмысленно. Это должно было случиться. Ей карты открыли прежде, чем он почувствовал охлаждение.
Почему же она медлила? Думала, авось не произойдет. Произошло. Теперь в панике Инга не могла ни на что решиться. Предчувствуя беду, Ганс бегал по комнате, периодически вскакивал на резную спинку дубового стула и, хлопая крыльями, пронзительно кукарекал. Игнатий терся о ноги хозяйки. Несколько раз получал от нее пинки, отлетал под кровать, но снова возвращался. В такие минуты не до обид. В туманном мерцании Зазеркалья медленно возник молодой граф. Его васильковые глаза, казалось, только расцвели. В них была свежесть жизни.
Волнистые кудри развевались от волнения, охватившего его чуткую натуру. Инга поразилась силе, исходящей из его глаз. Молодой граф, не здороваясь, показал Инге на черную рану, видневшуюся из-под рваного ворота батистовой белой рубашки:
— Поверь мне, — шептал он нараспев. — Лучше умереть от любви, чем от болезней и старости.
— Граф, вы унесли с собой любовь навечно?! — с мольбой спросила Инга.
Он молча склонил голову.
— Так вот почему ваши глаза остались навсегда живыми. Любовь, в отличие от тела, умереть не способна… Понимаю вас, граф, спасибо, что пришли…
Молодой граф молча откланялся и исчез в том же мраке, который поглотил ранее генерал- фельдмаршала Брюса.
Инга, завороженная его васильковыми глазами, бросилась к пасьянсу.
Для начала она решила избавиться от дамы пик, которая столько дней отравляла ей жизнь. Неспроста эта предвестница страданий злобно расположилась рядом с дамой треф. Над ней восьмерка пик. Ее-то Инга и направила накрыть десятку. Теперь она почувствовала себя почти отомщенной. Брачной постели при трефовом короле с дамой бубен не бывать никогда. Тонкие губы Инги растянулись в зловещей улыбке.
Вот оно, первое проклятье, перед которым не дрогнула ее рука. Дальше пиковая восьмерка вплотную подошла к королю треф. Вот тебе. Лимон, неудача в квартире чужой особы. Печаль и болезни будут терзать тебя. И отторгнуть их не сможешь.
Инга дьявольски повеселела. Ганс заметил изменения в настроении хозяйки и огласил комнату пронзительным кукареканьем. Игнатий стремглав забрался по шторе на свой любимый карниз. Настало время нанести сокрушительный удар неизвестной сопернице. Наконец добралась до тебя, падла! Во втором ряду выстроились три дамы — бубен, треф и пиковая. Инга выскочила из-за стола. Рок явно витал над этим
