Этого было достаточно, чтобы Лимон тоже вытащил пистолет.
— Предлагаю всем нам избавиться от оружия, — и бросил свой «Макаров» на пол.
Психологически он рассчитал правильно. Лука не сомневался, что справится с совком голыми руками. Поэтому тоже положил свой пистолет на шубы. Янис последовал его примеру. После этого Лимон отошел к открытой балконной двери и вытащил из заднего кармана джинсов «лимонку».
— Значит, так, ребята, — спокойно начал он, — я не шучу. Одно лишнее движение — и мы все взлетим в воздух. Только я еще успею зацепиться за балкон, а вас уже не зашьет ни один хирург.
Похоже, Янис первым оценил ситуацию. Он демонстративно приподнял руки, давая понять, что не собирается идти на конфликт.
— Нарвались… — выдавил из себя Лука в бессильной злобе, уничтожая Лимона взглядом.
— Кладите деньги на стол и не вздумайте тянуться за пистолетами.
В этот момент пришедший в себя Феодосии вскочил и бросился к Луке.
— Задавим падлу! — снова закричал он. Лука заткнул ему рот рукой.
Медленно, как бы не веря в происходящее, они все трое вытащили деньги и бросили их к ногам Лимона. Тот, закусив губу от боли в плече, подобрал раненой рукой, второй держа высоко над собой «лимонку». Потом стал продвигаться к двери. Феодосии не выдержал и в прыжке бросился на него.
Удар пришелся в простреленное плечо. Лимон вскрикнул и, зайдясь от боли, выпустил гранату.
Она покатилась по полу.
Все замерли. Прошло несколько томительных минут ожидания.
Первым пришел в себя Лимон. Он рванулся к двери и выскочил из номера. Ключ торчал со стороны коридора, не стоило труда его повернуть.
Сразу же раздались удары кулаков Луки.
— Ребята, — крикнул Лимон, — вторую гранату кладу под дверь. Не испытывайте судьбу. Чека привязана к ручке. Вы уже убедились, что у меня гранаты боевые. Сидите тихо. Или идите через балкон.
Увидите Федороса, передайте привет от Лимона.
С этими словами Лимон удалился. Внизу он сунул в карман портье одну из отобранных пачек и предупредил:
— Ты меня здесь не видел. Позвони Ходже и сообщи, что в сорок восьмом номере сидят люди Федороса. Интересно, чем они там занимаются? По-моему, решили украсть шубы Ики. Нехорошо как-то.
Портье понимающе кивнул и сунул руку в карман. Лимон похлопал его по плечу.
— Там достаточно, не проверяй. — И вышел на улицу.
Инга вернулась на виллу и поразилась царящей на ней тишине. Она обошла все комнаты и нашла Ольгу, спящую в качающемся шезлонге. Принесла плед и укрыла обнаженную девушку. Села рядом в плетеное кресло и закурила. В своих мучительных переживаниях она долго не могла примириться с присутствием Ольги. Пришлось честно задать себе вопрос — готова она отпустить Лимона или нет.
Оказалось, не готова. А значит, приходилось привыкать к новой ситуации. Но если Инга не в состоянии разлучить Лимона с Ольгой, то почему не попробовать наоборот? Увести от Лимона его княгиню.
Наблюдая за ней, Инга отметила очень хрупкую защитную оболочку, не спасавшую девушку от любых воздействий на ее психику. Ольга была неврастенична, издергана, обессилена и потому чрезвычайно внушаема. Ей не хватало материнского тепла и женской ласки. Ни один мужчина, а уж тем более Лимон, был не в состоянии дать ей это. С раннего возраста, привыкнув к мужчинам, она страдала комплексом невосполненного детства. В нем ее мало баловали и ласкали. Поэтому стоило погладить ее по голове, и на глазах княгини наворачивались слезы.
Все это не ускользнуло от внимания Инги. Не в силах расстаться с Лимоном, она решила соблазнить Ольгу лаской и нежностью. Сама Инга никогда не занималась сексом с женщинами, хотя много думала на эту тему. Особых лесбийских наклонностей в себе не ощущала. Иногда, ловя себя на любовании какой-нибудь девушкой, думала, что делает это просто из любви к изящному. Теперь она решила перейти грань дозволенного. Влюбить в себя княгиню, стать ей матерью, сестрой, любовницей и потихоньку отдалить от Лимона. В один прекрасный день Ольга сама от него откажется. Инга понимала коварство своего плана. Но не сомневалась, что это наиболее безболезненный выход из создавшегося положения.
Вечерний ветерок принес еще не летнюю прохладу. Инга подошла к Ольге и осторожно защемила ей пальцами нос. Через секунду та открыла глаза и испуганно посмотрела на нее.
— Тебе нужно перейти в спальню. Давай помогу.
Она обняла Ольгу за плечи и, поддерживая на ней плед, проводила ее вниз. Княгиня, не отошедшая ото сна, с удовольствием отдалась заботе Инги.
Та уложила ее в постель и ушла в кухоньку, где сварила пунш из красного вина с травами, корицей и перцем.
Ничего вкуснее Ольга в своей жизни не пила.
Вместе с горячим вином тепло разливалось по ее телу. Голова оставалась ясной. Мысли с легкостью порхали в ней, не задерживаясь. Сосредоточиться на чем-то было невозможно, и от этого ей становилось смешно. Беззаботность овладела ею и превратила в маленькую шкодливую девчонку, прячущуюся под одеяло и неизвестно над чем смеющуюся.
Инга, выпив пунша, тоже повеселела. Раскраснелась, помолодела. Она уже не казалась Ольге высокомерной стервой, а была такой же девчонкой, готовой в отсутствие взрослых стоять на голове и заниматься глупостями.
Без всякого напряжения между ними возникла легкая игра, в которой Ольга пряталась под одеяло, а Инга вытаскивала ее из-под него. Их руки все нежнее и ласковее прикасались к разгоряченным телам друг дружки. Это вызвало смех и блаженное постанывание. Незаметно они оказались под одеялом вместе. Ольга прижалась к Инге и затихла. Ее так давно никто не гладил по голове, не ласкал спину, способную от любого прикосновения прогнуться, подобно тонкой медной пластинке, зажатой между двумя пальцами.
Инга сама увлеклась игрой. Ей нравилось тело княгини. Оно оставалось по-детски угловатым, но и по- женски пластичным. Особенно ее притягивали три родинки, одна из которых находилась у самых нижних губ. От каждого поцелуя Ольга вздрагивала, словно по ней проскакивал электрический ток. Они обе могли бы перейти к более решительным действиям, не чувствуя никаких запретов, но оттягивали этот момент, продолжая дурачиться.
Когда Инга сорвалась с постели за новой порцией пунша, Ольга, посмотрев ей вслед, искренне восхитилась ее маленькой шарообразной попкой.
— Ты красивее, чем я, — сказала она.
— Нет! — возмутилась Инга. — Ты высокая, и лицо у тебя милое.
— Твоя фигура лучше, гармоничнее. Груди и попка — просто налитые яблоки. У меня таких нет.
Доска — два соска… — говорила она без язвительности. Ей действительно хотелось засыпать Ингу комплиментами. Восторгаться ею. Обсуждать каждую деталь ее точеной фигуры. Прикасаться губами к ее шелковистой коже на животе…
Они обе бурно радовались тому, что бывшая между ними стена отчуждения рухнула и пыль осела. Не нужно было стесняться друг друга, подозревать, ревновать. Отныне они упивались дружбой и нежностью и готовы были бесконечно дарить их друг другу.
Еще ни слова не было произнесено о Лимоне.
Он для них уже существовал вне их отношений. Им обеим казалось, что они нашли между собой нечто общее, что не требует объяснений. Нежась в объятиях, они готовы были наперебой рассказывать о Лимоне. Подстегивать себя эротическими воспоминаниями о постели с ним. Ольга в подробностях описала происшедшее на пыльном полу в подземном ходе, а Инга посвятила ее в тайны возбуждения хлыстом.
Они обе потеряли счет времени. Забыли обо всем и очень расстроились, когда настойчиво и неотвязно разразился звонком телефон.
— Слушаю, — по-гречески ответил Инга.
— Керья Инга? — спросил мужской голос и продолжал по-русски:
— Вы меня не знаете, поскольку в Афинах недавно. Здесь все русские так или иначе знакомы между собой. Меня зовут Димитрис. Димитрис Федорос. Я, как и вы, когда-то жил в Москве…
