бутерброд с маслом, сыром и джемом. Запивал крепким кофе. Рука и плечо болели меньше.
— А где Ольга? — спросил он.
— Спит в своей спальне.
— Значит, вы теперь подружки?
— Да.
— Решили мне гарем устроить, как арабскому шейху?
— Для приличного гарема слишком мало девушек, — отшутилась Инга.
Лимон отодвинул поднос.
— Учитывая, что у меня полно дел, вы сделали правильный выбор. Надеюсь, ко мне претензий не будет?
— Какие претензии, ведь я тебя люблю, а княгиня думает, что тоже.
Лимон ничего не ответил и отправился в душ.
Ровно в двенадцать Инга подвезла его к скверу на Каланаки. У памятника прохаживался довольно высокий мужчина, с атлетической фигурой и животом в форме арбуза. Но при таком животе он не выглядел толстым. Наоборот, скорее был спортивен.
Походка была энергичной и несколько подпрыгивающей. Лысый череп в шрамах окаймляли совершенно черные волосы. Лицо было типичным для грека. Небольшие глаза оливкового цвета, выразительный нос и непременные усики. Одет он был в синюю рубашку с короткими рукавами и серые брюки. Дорогие, мягкие черные туфли небрежно подчеркивали его высокий социальный уровень.
Он как-то сразу выделил Лимона среди толпы и улыбнулся ему, как старому знакомому.
— Рад видеть!
— Спасибо, — ответил Лимон, пребывая в некотором напряжении.
— Ресторан тут неподалеку. Вон по той улице, немного вниз. Так что пройдемся, — предложил Федорос и энергично направился в указанном направлении.
На ходу он разговаривать не любил, поэтому несколько раз предупредил:
— Сейчас сядем и все обсудим.
Лимон краем глаза заметил, что на некотором удалении по противоположной стороне улицы шли два парня, явно телохранители. Федорос не обращал на них внимания, желая казаться неуязвимым.
Ресторан только открылся, и посетителей в нем еще не было. У входа их встретил улыбающийся метрдотель и проводил к столику в глубине зала.
— Давай нам все, — махнул ему Федорос. — И пару бутылок сухонького. Лучше французского.
Судя по тому, что грек утвердительно кивнул, он понимал по-русски. Федорос заметил удивление Лимона и не замедлил объяснить:
— Это наш парень! Мыкался без дела. Но как только выучил язык, я его сюда пристроил. Ох, ты даже не представляешь, скольким требуется моя помощь. Приезжают сюда без денег, без языка, без профессии. Абсолютно непонятно, на что люди рассчитывают. Тут своих безработных полно. Нет, прут вовсю. А как нахлебаются капитализма, бегут ко мне, умоляют: «Помоги, Димитрис, будешь нам как отец родной». Можно подумать, я их всех лично в Грецию приглашал. Но поворчу, поворчу, а пристраивать пристраиваю. Сердце доброе. Они, естественно, процент мне отстегивают, так ведь и я им места не за спасибо достаю. Здесь чиновники тоже любят взятки. Сам как, надолго или на время?
— Как дела пойдут, — уклончиво ответил Лимон.
Федорос больше вопросов не задавал, потому что официант принес закуски. В центре стола, на большом плоском стеклянном блюде, воцарился фиолетово-розовый осьминог, поджаренный на скаре. Вокруг него горками лежали золотисто-апельсинового цвета огромные королевские креветки.
Каждому на тарелку положили по несколько жареных сардин. Кроме рыбы, на столе появились многочисленные салаты и белые хлебные лепешки — греческая пицца.
Федорос взял из рук официанта бутылку вина и сам разлил по фужерам.
— Ну, со знакомством. Порадовал ты меня своими фокусами. Чуть на большую неприятность не налетели.
Они выпили. Лимон принялся за еду и никак не отреагировал на его слова. Федорос продолжил:
— Насилу уговорил Ходжу отпустить моих ребят. Как же это они сдуру на тебя нарвались? Ты ешь, ешь. Мне ведь про тебя уже кое-что рассказали. С Москвой связался. Там, прямо скажу, осуждают твои методы. Пожилого авторитета грохнул, а молодого сосунка, который вез тебя в аэропорт, отпустил с Богом. От него много лишней информации пошло.
— Значит, знаешь, кто я такой? — не желая обсуждать содеянное, спросил Лимон.
— Я — человек пожилой, мне уже давно пора все знать. В этом — моя сила. Все строится на знании. Когда в Москве я начинал заниматься антиквариатом, народ понятия не имел, что это такое.
Карельскую березу от «птичьего глаза» отличить никто не мог. К булям «маркетри» мясорубки прикручивали. Что ты хочешь, пролетарское государство. Любимая мебель — тумбочки!
Федорос подлил еще вина. Выпили без тоста, глядя в глаза друг другу. Лимона несколько встревожило сообщение из Москвы. Если афинскому мафиози ничего не стоило получить информацию о нем, то уж в уголовном розыске знают все на зубок Вовремя Солон сделал ему немецкий паспорт.
Плохо, что в Афинах его уже знают в лицо, придется сузить круг новых знакомцев. Федорос производил впечатление человека проницательного. Его болтовня — не просто желание покрасоваться. Он исподволь объяснял преимущества работы на него и намекал на шаткость положения Лимона. Поэтому целесообразно было, не вступая в беседу, высиживать молча, пока он не иссякнет.
— Знаешь, как я начинал? — продолжал Федорос, чувствуя затаенность гостя. — Выписывал газеты, в основном научного профиля, и просматривал официальные сообщения, в которых советское правительство с прискорбием сообщало о смерти какого-нибудь знаменитого ученого, академика или писателя. Тут же выяснял, кто возглавляет комиссию по наследию, и являлся одним из первых.
Еще кресла не успели остыть от почтенного зада умершего, а я уже составлял каталог наиболее ценных предметов мебели. Делалось это вроде бы как для истории, но, как правило, либо сама вдова, либо детки, узнав, что из оставленного покойным старья можно кое-что продать, тут же умоляли помочь им в этом вопросе. Так что, можно сказать, я был самым главным поставщиком мебели в антикварную комиссионку на Фрунзенской набережной. Плюс на меня уже тогда работали лучшие реставраторы. Покупал за копейки, а продавал по настоящей цене. И никто лучше меня не знал, что почем. Такие, брат, дела. Знание, оно всегда — сила. В Афинах у меня тоже есть мебельный магазинчик, но греки больше любят покупать под старину, чем настоящие произведения искусства. Кстати, твоя дама вроде бы собирается обставлять виллу, так очень советую обратиться ко мне. Она, я слышал, разбирается в антиквариате…
Лимон машинально кивнул. Мысли его были далеки от мебели. Федорос поймал его отсутствующий взгляд и резко сменил тему.
— Расскажи-ка мне, голубь, ради каких таких целей ты решил поссорить меня с Ходжой и подставить моих ребят?
— И в мыслях не имел. Просто мой случайный напарник смылся, забыв прихватить шубы. Не пропадать же добру. Вот я и решил их задвинуть.
Федорос громко рассмеялся.
— Ах, молодец! Ах, умница! Решил и фитъ.., задвинул! — Потом резко оборвал смех и сухо сказал:
— С твоими-то деньгами дешевыми шубами промышлять? Никогда не поверю.
— Ну и зря. Наличность у меня закончилась. А у баб денег не беру принципиально.
Похоже, этот аргумент несколько успокоил Федороса. Но не убедил.
— Допустим, — сказал он и по-кошачьи зажмурился. — Ходжа получил о тебе исчерпывающую информацию от Ики Сотириади. Убрать тебя он может в любой момент. Его боевики шастают по всем Афинам. Если ты меня попросишь, я смогу взять тебя под свою охрану. Но для чего? Ты грабишь моих людей, цели твои мне неизвестны, к тому же норовишь влезть между двух огней.
Лимон отхлебнул вино, закурил и, не глядя на Федороса, спросил:
— Что предлагаешь?
— Так, так, так, — Федорос потер руки, — уже становится интересно. Мы с тобой устраиваем публичное выяснение отношений, чтобы люди Ходжи увидели собственными глазами. Мои ребята должны тебе отомстить. Я попрошу Ходжу оставить тебя для них. Он с удовольствием согласится. Зачем брать на себя
