Вор крался следом за священником и монахом, стараясь не упустить ни слова.
— …Там-то тебя сгноят в миг.
— Пусть попробуют. Я не боюсь. И мне полезно будет увидеть, как живут братья.
— Полезно! — священник остановился и всплеснул руками. — А скажи, сколько из них возвращаются в Город?
— Только сильные духом.
— Духом!.. А тела их подобны старой машине. Рухлядь! И тебя ждет такая судьба. Лес убьет тебя, а меня убьют недруги. Если я лишусь и тебя… эх…
— Отец, не беспокойтесь, — Грим прикоснулся к запястью священника. — Я вернусь из этого путешествия закаленным, подобно клинку. Ни жар, ни влага не способны разрушить меня.
— Зато магия сделает это в мгновение ока! Вот увидишь. Год и твое тело будет все в гнойниках, на второй начнут выпадать волосы, на третий…
— Отец, мне известно это, и я не страшусь.
— Янтарные горы — это смерть, — священник не обращал внимания на слова Грима. — Сколько наших братьев полегло, чтобы шахты продолжали работу. А градоначальникам все мало! Им давай железа, железа! А на что они его тратят? Своими грязными ручонками оскверняют…
Грим захотел возразить, но пощечина проповедника заставила его умолкнуть. Он не смел открыть рта, выслушивая абсурдные высказывания своего отца. Старик действительно мог оказаться отцом инквизитора, Галент видел сходство — массивный подбородок, крючковатый нос, крепкие плечи. Впрочем, в сумрачном свете подземелья он мог ошибиться, принять желаемое за действительное.
Ведь общеизвестно, что инквизиторы не имеют мам и пап, их создают в соборах из подручных материалов!
Галент некоторое время слушал бредни старика, которые были бы уместны в памфлете анархиста. Проповедники о святости металлов и чистоте машин вещали только в дешевых уличных пьесах. Галент сплюнул и пошел к кельям старших инквизиторов.
— Бывай, дружище Грим… писем от меня не жди.
Вор не мог не обрадоваться, услышав, что Грима отправляют в Янтарные горы в шахты. За стеной горожане не выживали. Дикари не слишком трогали крестьян, помещиков и жителей внешних поселений, даже сотрудничали с ними, но за горожанами охотились с упорством достойным фанатиков Церкви. Неудивительно, что инквизиторы отвечали взаимностью.
Застарелый шрам все еще кровоточил.
Гриму не выжить, это уяснил для себя Галент. Одной проблемой меньше, он был не против.
Монастырские подземелья Рачьего острова больше походили на закрытое от всех поселение. Тут имелись и ремонтные мастерские, ремесленные производства, кухни и склады провианта, кельи и библиотеки — все что необходимо для автономного существования обители. Если бы остров кто-нибудь осадил, как в былые времена, когда районы Города были по сути отдельными государствами, все равно в жизни монастыря ничего не изменилось бы. Под прикрытием Цитадели клирики могли чувствовать себя спокойно.
Толпа могла уничтожить строения на поверхности, но не способна была повредить подземельям. Монастырь Антония несколько раз разрушался, но всегда возрождался. Ведь его сердце находилось под землей.
Закрытое сообщество монахов разных орденов — порой враждующих — жило своей жизнью, не похожей на жизнь городских клириков.
Галент чувствовал себя неуютно в подземном поселении, в подземном Городе! Разговоры о катакомбах одно, а вот увидеть все своими глазами, прикоснуться к чуждому мироустройству — совсем другое.
Вор больше не удивлялся, замечая монахов из незнакомых ему орденов. Даже у инквизиции существовали отдельные формирования, имеющие свою символику и форму, действовали они скрытно, но без отрыва от организации. А местные монахи были именно оторванными от церковного руководства людьми.
— В архив что ль забраться? — подумал Галент и зашел в пустую комнату, чтобы поразмыслить.
Он уселся на покрытый простыней диван, зажег свечу и принялся изучать карты.
Реликвии дело, конечно, хорошее, но откуда вору знать, что конкретно вот этот кусок золота или серебра будет иметь ценность для Алоя. Не владея магией, это не установить. Не станут же наставники вешать ярлычки на святую вещь: 'внимание всем ворам! Сия хреновина бесценна и обладает огромным разрушительным потенциалом! Просьба оставить артефакт там, где обнаружите, дабы не нанести урон матери Церкви'
— Угу, конечно, это бы облегчило работу. Пусть еще тогда все золото, что распихано по тайникам, будет светиться! Чего ж ворам трудности создавать.
Бормоча под нос, вор изучал карты, чтобы прикинуть путь до архива. Церковные бумаги ценнее золота. Архив располагался на четвертом уровне, рядом с казармами боевых братьев, что несколько поубавило пыл вора. В архив вел только один коридор, сама комната не была обозначена на карте. Очевидно, монастырское руководство запретило переносить на бумагу эти сведения.
Зато на этом же уровне имелся склад вещественных доказательств. Он так же был обозначен схематически, но располагался где-то между кабинетами дознавателей и казармами. Проникнуть туда, как полагал вор, гораздо проще.
— Алой же говорил, что этот Вериска что-то искал для него, — прошептал Галент. — Может, он удовлетворится личными вещами?
Эта мысль воодушевляла, она давала шанс на выживание. Ведь Алой был больше заинтересован в том, чтобы ослабить церковников, а смерть друга он сможет перенести. Тем более язычники смотрели на смерть иначе, нежели горожане. Успокоится, если ему принести конфетку.
Вор принялся насвистывать под нос, запоминая расположение коридоров. На четвертом уровне у него может и не оказаться времени на то, чтобы сунуть нос в бумаги. Распорядок дня в катакомбах не зависел от положения солнца на небосводе. Конечно, монахи встречали рассвет молитвами, но жили по-своему времени. Дознаватели могли в эту ночь работать, кто знает.
Но это все же проще, чем лезть в архив, в котором среди вороха бумаг еще следовало найти что-то стоящее. Та же проблема, что и с реликвиями.
Запомнив дорогу, Галент убрал бумаги, проверил в очередной раз снаряжение — это успокаивало и настраивало на нужный лад, — и покинул убежище.
До рассвета оставалось несколько часов, так что вор вынужден был рисковать, чаще появляться на свету, меньше отсиживаться в тени. Порой он просто пробегал под носом у монахов, которые не успевали среагировать и рассмотреть постороннего. Некоторое время монахи взволновано обходили коридоры, но затем успокаивались.
Инертность их мышления забавляла Галента. Вот в монастыре Заступницы стоило только показаться на глаза, так тут же всех поднимали по тревоге. Инквизиторы Гончарни знали свое дело, были жесткими, всегда готовыми. Вор даже испытал мимолетную гордость, что было совершенно неуместно.
Спокойная и размеренная жизнь монастыря Антония казалась Галенту странной и нереальной. Иной мир, иной закон — думал он каждый раз, наблюдая за полусонными монахами.
Жрецов вор старался не нервировать и пережидал в нишах, где были установлены статуи святых. С носителями церковной магии приходилось считаться, они хоть и так же ленивы, как монахи, но способны были увидеть вора даже в тени. Им нужно было только захотеть! Так что вор сначала изучал своего противника, а уже затем действовал.
Отличить жреца от простого монаха не составляло труда. Жрецы и одеты богаче и вооружены булавами, бывшими символами их власти. Как реальное оружие эти украшения нельзя было использовать.
Добравшись до лестницы на четвертый уровень, вор поискал обходной путь. Лезть в казармы он боялся — и света предостаточно, и бодрствующих людей как грязи. Не проскочить. Да и боевые братья не такие растяпы, как остальные члены общины Антония.
