военно-морскую школу, специализируясь на торпедах, и пользовался высоким авторитетом у всех офицеров. Идти в бой вместе с ним было честью для любого.
Старшина Сигэо Ямагути также был выходцем из военно-морской школы и специалистом по торпедам. Это был весьма серьезный унтер-офицер, но только на службе. Во внеслужебное время он становился душой компании и большим любителем сакэ. Он был в состоянии выпить около двух кварт этого напитка и остаться почти в трезвом состоянии. Мы с Синкаи чувствовали себя едва ли не юными новобранцами по сравнению с этими людьми.
Нам с Синкаи оставалось только жалеть, что Китамура не вошел в эту группу. Мы жалели его, но Синкаи не терял оптимизма.
— Один человек так и так должен был отсеяться, — говорил он мне, — и повезло нам. Китамуре не придется долго ждать своей очереди. Такому отличному водителю найдут задание очень скоро.
Несколько позже, в бане, наслаждаясь обжигающим теплом фуро, я снова думал о Ядзаки и Миёси. Как жаль, что судьба судила им умереть накануне выхода на задание. Ладно, как бы то ни было, скоро я воссоединюсь с ними. До чего же будет здорово увидеть своих друзей! И вновь встретиться с моей дорогой мамой, которую я не мог хорошо себе представить, поскольку был слишком мал, когда она умерла. И тут я вновь осознал, что матери Ядзаки и Миёси так никогда и не узнают, как погибли их сыновья. Эта мысль наполнила мою душу грустью.
Я еще грустил, когда выбрался из фуро и начал вытираться. В этот момент в банный домик вошел Синкаи и заговорил со мной вполголоса:
— Когда оденешься, Ёкота, приходи, у нас собралась там компания. Расслабимся немного. У меня есть бутылка виски, мне подарил Андзаи. И кое-что из еды.
— А нас не застукают? — спросил я.
Независимо от того, что мы готовились выйти на задание, мы могли быть отчислены с курсов водителей «кайтэнов» за нарушение дисциплины. Теперь, когда я думаю об этом, мне представляется абсурдом, что и на Хикари, и на Оцудзиме людей, которые добровольно вызвались пойти на смерть, могли отчислить за то, что они нарушили какой-то из многочисленных пунктов устава.
— Не застукают, — успокоил меня Синкаи. — Мы не будем шуметь.
Несколько минут спустя я уже сидел за импровизированным столом вместе с ним и старшиной Тэруёси Исибаси, еще одним водителем «кайтэна». После горячей бани я немного расслабился, и алкоголь сделал свое дело практически мгновенно. Довольно скоро я был уже совершенно пьян, причем впервые в жизни. На следующее утро мы с Синкаи проснулись в своих кроватях, куда Исибаси заботливо уложил нас, подняв с пола, куда мы рухнули. Вскоре с раскалывающимися от боли головами мы предстали перед лейтенантом Какидзаки.
— Рад познакомиться с вами, ребята, — сказал он. — Мне говорили, что вы двое — лучшие из водителей «кайтэнов» здесь, на Хикари. Что ж, отлично. Во второй половине дня мы выйдем на тренировку, и я буду рад увидеть, как здорово вы управляетесь с кораблем-мишенью.
При этих словах мы с Синкаи переглянулись. Наши головы просто лопались от боли, а этот офицер собирается устроить нам экзамен на мастерство вождения! Это могло обернуться катастрофой. Надо же нам было накануне так надраться! Хотя, сказать по правде, причина для этого у нас была. Смерть двух наших товарищей и болезнь третьего здорово повлияли на наш душевный настрой, так что алкоголь помог нам на какое-то время забыть наше горе. Теперь наступила расплата за эти несколько беззаботных часов. Я так нервничал, что оказался только в состоянии дать уставный ответ: «Так точно» и удалиться. И даже совершенно забыл о том, о чем собирался попросить у Какидзаки. А попросить у него я хотел разрешения на то, чтобы он взял с собой в свой «кайтэн» прах Миёси, тогда как я возьму с собой прах Ядзаки.
От своего нового командира группы я уходил понурым. Если я осрамлюсь во время этого выхода, Какидзаки может пожалеть, что дал согласие на включение меня в свою группу. Мне хотелось, чтобы он верил в меня. И еще, как и Синкаи, я считал себя обязанным хранить добрые традиции Цутиуры и поддержать честь нашего первого дивизиона и моих погибших товарищей, которые помогли мне достичь такого уровня мастерства, что даже наши коллеги с Оцудзимы говорили про нас добрые слова.
Не помогла нам успокоиться и встреча с Фурукавой и Ямагути. Они выглядели столь уверенными в себе и компетентными, что мы с Синкаи ощутили даже еще большее беспокойство, чем до того. Тайком отмачивая свои головы в холодной воде в банном домике, мы старались придумать хоть какой-нибудь предлог, чтобы не выходить сегодня на «кайтэнах». Наш выход был назначен на 17.00. К этому времени я чувствовал себя уже намного лучше. Как только я занял свое место в кокпите «кайтэна», моя голова волшебным образом прояснилась. Я был на своем месте, там, где должен был быть, и уверенность в себе вернулась ко мне полностью. Я испытал чувство, что отлично выполню задание.
Корабль-мишень, небольшой деревянный катер, двигался на приличной скорости. Волнение моря было незначительным, и это играло нам на руку. Было необходимо сделать двойной заход на цель, то есть каждый «кайтэн» после прохода под мишенью должен был развернуться и снова зайти на цель. Такой маневр, как я уже говорил, был предусмотрен на случай, если мы промахнемся в реальных условиях и будем вынуждены предпринять еще одну попытку.
После выхода с подводной лодки я двигался некоторое время вперед, затем подвсплыл, чтобы осмотреться. Мишень находилась в благоприятной позиции, слева от меня под углом 50 градусов и на расстоянии около 700 ярдов. Я решил, что при таком положении мишени судьба дает мне отличный шанс. Снова погрузившись, я лег на курс перехвата и двинулся на скорости 40 узлов к цели. Так я двигался около трех минут, затем снова подвсплыл, чтобы осмотреться перед тем, как сделать новый заход. Мишень теперь находилась справа от меня. Прикинув новый курс перехвата, я развернул «кайтэн» на него и пошел на новый заход. Несколько позже лейтенант Какидзаки сообщил мне результаты моих заходов.
— Ты слишком подвсплыл, когда поднимался, чтобы осмотреться, Ёкота, — сказал он. — Тебе надо быть с этим осторожнее.
Он имел в виду, что мой перископ был поднят дольше позволенных нам семи секунд и рассекал волну, оставляя след. Обычно мне удавалось произвести все необходимые замеры за пять секунд или даже меньше — опыт, полученный за многие выходы в море, позволял сделать это. Но в тот день я, возможно, несколько отвлекся и держал перископ подольше, боясь ошибиться.
— В свой первый заход ты прошел в пятнадцати футах за кормой цели, — продолжал Какидзаки. — Во второй раз — в сорока пяти футах перед фортштевнем.
Эти результаты были совсем неплохими. Если бы целью был крупный американский корабль, то я нанес бы ему серьезные повреждения, а вполне возможно, и потопил бы его. Мои удары пришлись бы ему в нос или в корму.
Проходы Синкаи тоже были удачными. Когда лейтенант Какидзаки объявил, что мы сработали на «отлично», мы заулыбались. Наступило облегчение. Я пообещал себе больше не принимать участия в тайных вечеринках.
— Ну а теперь, — сказал Какидзаки, — я бы хотел, чтобы мы все вместе поужинали. Ваш ужин принесут в мою комнату. Вы, все четверо старшин, приходите туда ко времени ужина.
На меня сразу же пахнуло той атмосферой товарищества, которую мы всегда ощущали на Оцудзиме, откуда прибыли эти люди. Старшим нашей группы был офицер из Военно-морской академии, который держался на равных со своими подчиненными. Он и Маэда вели себя с нами во время ужина как старые друзья, отнюдь не как офицеры, которым по долгу службы приходится общаться с нижними чинами. Они делали все, чтобы мы чувствовали себя как дома. Я хочу сказать, что больше всего это касалось меня и Синкаи. С Ямйгути и Фурукавой они были знакомы уже давно, готовились вместе более трех месяцев. Но они с охотой распространили свою приязнь и на нас с Синкаи. Между мной и этими людьми, которые уже однажды побывали на краю смерти, быстро зародилось и окрепло чувство товарищества.
Как на Оцудзиме, так и на Хикари были люди, которые считали, что водителям «кайтэнов», отправляющимся на задание, в последние Дни перед выходом должно быть позволено делать все, что они захотят, удовлетворять их любые желания. По мнению этих людей, таким водителям должна быть позволена полная свобода в поведении.
В конце концов, эти люди, выйдя в море, должны были ступить на путь, ведущий к неминуемой смерти. С гордостью должен сказать, что никто из членов группы «Татара» ни разу не высказал ничего подобного. Все ее члены были собранны и вели себя в высшей степени достойно. Они не обращали
