Мама много раз повторила: ступени каменные, холодные, на всю жизнь застудишь спину…
Взрослые, когда предостерегают, считают обязательным преувеличить опасность. Разве можно простудиться на всю жизнь? Сказала бы, на год — и правдоподобней, и впечатляет гораздо сильнее. Шутка ли — год не гулять…
Не умеют взрослые таких простых вещей понять.
То же и с запретом играть спичками. «Нельзя — а то случится пожар!» Допустим. Но вот закавыка: к их дому лепится пожарная лестница, якобы по ней жильцы могут спуститься в случае необходимости. Значит, она всегда должна быть в полной готовности к спуску? Так? А ее взяли и обшили снизу щитами высотой в два человеческих роста. Чтоб дети не баловались и не забирались высоко? А если пожар?
Да и можно ли всерьез поверить в страх взрослых перед пожаром, если к дому лестница примыкает только у самой крыши? Дотянуться до нее, даже из ближайших окон, дело немыслимое. Антон со многими старшими по этому поводу толковал, но вразумительного объяснения так и не добился.
Папа вспоминал; во время войны по лестнице взбирались ночью на крышу (и он тоже взбирался). чтобы обезвреживать фашистские зажигательные бомбы. Эта версия оправдывала название «пожарная», но как-то, проникнув с ребятами на чердак. Антон призадумался: почему нельзя было подняться на крышу по ступенькам?..
— Ну? — нетерпеливо подтолкнул Антона Сережа.
— Это, правда, не совсем про чертей, — предупредил Антон.
— Все равно!
— Дело было в одном городе. Работники милиции раскрыли кражу. Из аптеки были похищены редкие лекарства. И вот милиционеры везли воров в тюрьму. Поздно ночью. Один работник милиции, который сидел у окна, вдруг замечает: за окном автомобиля вырисовываются контуры какой-то другой машины. Как бы полупрозрачной. И куда бы милиционеры и своей машине не свернули — та, другая машина их преследует…
Антон моргнул, отстранился от картины ночной, погони и посмотрел на Сережу. Тот вперился в Антона, но видел, наверно, милиционеров, воров, загадочную машину.
Все же Антон колебался. Вдруг Сережа спросит, откуда он эту историю узнал?
Давно это произошло. Антон ездил с родителями в гости к их знакомым. Возвращались троллейбусом. Было темно. Где, мимо чего проезжали — не различишь. Тогда Антон и обратил внимание — за окном висело, следовало за ними светящееся отражение троллейбуса. Взмахнул рукой — и в полупризрачном соседнем вагоне нашел темную фигуру, взмахивающую рукой. Пассажир двигался по проходу к передней двери. И там, рядом, тоже кто-то двигался.
Антону пришло в голову: что, если отражение только кажется отражением?
— Чего замолчал? — очнулся Сережа.
Конца приключения Антон не знал. То есть ясно было, загадку раскроют, жуликов поймают, но как это произойдет — следовало придумать.
— И тогда следователь вспомнил, что рассказал ему тот милиционер. Ну, про прозрачную машину. И вот он тоже ваял с собой сотрудников покрепче, сел в машину и поехал по городу. И только они выехали, он увидел прозрачную машину…
Во дворе звякнуло окно. Раздался голос Сережиной матери:
— Сережа, домой немедленно!
Сережа выскочил во двор и крикнул, что идет. Вернулся умолять Антона:
— Быстрей! Быстрей!
— Стали стрелять. А пули проходят сквозь ту машину — и все. И полковник тогда решил пойти на риск. И резко повернул руль, когда ехали по мосту. А бандиты не успели сообразить и за ними упали в реку. Но полковник-то успел своих предупредить, и они двери машины открыли и успели выпрыгнуть. А бандиты не успели и все утонули. Вот, — закончил Антон.
Дверь открыл дедушка. Ничего не сказал. Шаркая, шел впереди. Потом, видно, передумал, повернулся к Антону.
— Ты когда обещал вернуться?
Антон молчал.
— Если дал слово, надо его держать. Имей в виду, я на тебя обиделся.
И свернул не к себе, а к бабе Лене. Мама кроила светло-серый материал.
— Ну ты и гулена, — подняла она голову. — Проголодался? Салат под салфеткой, а хлеб в шкафу.
О чем-то он собирался ей сообщить? Ах, насчет белки…
— Ты ела уже? — спросил он.
— Я не хочу.
Он наблюдал за ней. Остреньким мелком вела пунктирную линию. Оборвала. Отложила мел и линейку.
— Я пятерку по чтению получил, — сообщил он.
— Молодец, — обрадовалась мама. — Только ведешь ты себя плохо. Исправляйся. Я у бабы Лены наперсток брала. Отнеси ей, пожалуйста.
Дедушки у бабы Лены уже но было. А баба Лена сидела у стола. Воспаленный отсвет оранжевого абажура румянил ее морщинистое лицо. Руки, худые и бледные, теребили носовой платочек. Неприятно на них смотреть. Когда Антонина Ивановна говорила кому-нибудь: «Ты из меня вес жилы вытянул», он представлял руки бабы Лены и машину, почему-то наподобие точильной, с вращающимся колесом, которая тянет и наматывает жилы на специальные деревянные катушки.
— Антоша, голубчик, где ты так поздно задержался?
— Гулял, — сказал он.
— Дедушка очень волновался — ты ведь обещал рано вернуться.
— Да знаю уже, — оборвал ее Антон.
— А ты не сердись, голубчик. Ты послушай меня. Обманывать нехорошо. Ты не обижаешься, что я тебя голубчиком называю? А то папе это слово не нравится. Он считает, оно больше на голубец похоже, чем па голубя.
— Ничего, меня называй, — разрешил Антон. И спросил: — А если я историю интересную придумал… Сам… Это тоже обман?
— Смотря какая история, — сказала баба Лена.
— Ну, фантазия… Так просто…
— Вот я тебе пример приведу. Пастушок один пас стадо коров и решил напугать людей. Прибежал в деревню и давай кричать: «На стадо напали волки!» Мужики похватали колья я добежали отгонять волков. Мальчик над ними посмеивается. Он и другой раз так же их напугал. И опять мужики похватали колья. А потом на стадо действительно напали волки. Мальчик прибежал, кричит, а никто ему не верит.
— И что? — спросил Антон.
— Как что? Волки загрызли стадо.
— А еще что-нибудь можешь рассказать? — попросил Антон.
— Про другого мальчика. Про то, как он обманывал, а потом раскаялся. На углу дома, где он жил, сидел слепой старичок и просил милостыню. И все, кто проходил мимо, давали ему монетку, чтобы слепой мог купить себе хлеба. А мальчик решил над ним пошутить и дал ему вместо монетки старую стершуюся медаль. Слепой пошел в булочную, а булочник его поколотил…
— Ай! Слепого?
— Ну да. А мальчик это видел. Видел, как слепой после этого заплакал. Он
