Таскай быстрее, ужинать пора!
Контрольный вопрос. А как поступили бы вы, если бы вашу дачу обворовали? Принялись бы стенать, причитать, биться головой о стенку?
Ответ. Надо смотреть поверх мелочей!
Ограбление имело некоторые весьма положительные последствия. Что одним плохо, другим — хорошо! Совершенно заброшенные и лишенные заботы и ухода собаки Джек и Джой (сердце кровью обливалось, когда я думал про них, постаревших и одряхлевших) были забраны Маркофьевым у моей бывшей жены Маргариты и препровождены на загородный участок. Туда же — наблюдать за возведением нового сруба для бани, переехал жить Овцехуев. Трогательно было смотреть, как он водит псов на прогулку, помогая им задирать лапы, чтоб бедняги могли помочиться…
Дальнейшее развернулось стремительно. Когда взглянуть на затянувшееся строительство приехала Лаура, оба пса, науськанные Овцехуевым против воров, то ли приняв гостью за постороннюю, то ли учуяв в ней родственную любящую пособачиться натуру и мгновенно помолодев, набросились на женщину и даже слегка ее покусали. Лаура помчалась в больницу. Она требовала, чтоб Маркофьев усыпил еле влачивших свое бренное существование старичков.
Со страхом я ожидал решения судьбы четвероногих свидетелей моей прежней, ьтеперь такой далекой жизни и предыдущей незадавшейся женитьбы. За псов горячо вступился и Овцехуев, чем тронул меня и заставил по-новому оценить его так и не ставшую мне до конца ясной облачно-пухлую личность. Маркофьев ничего не говорил и, пребывая в чудеснейшем расположении духа, на даче не показывался. Я сам задал ему вопрос. Он ответил:
— С какой стати их приканчивать? Ведь они ее не догрызли. Вот догрызут, тогда подумаем…
Мой друг веселился, еще не догадываясь, что ограбление дачи было началом сгущавшихся неприятностей.
Я сидел у Маркофьева-младшенького в его банке, возле фонтана 'Слезы обманутых вкладчиков', когда к дверям подкатила бронированная самоходка, из нее повыскакивали люди в камуфляжной форме и опечатали подземелье, где мы собирались сокрыть новую партию полученных из Африки изумрудов.
— Делать нечего, — печально изрек Маркофьев-младший. — Собираемся и всем коллективом перелетаем на другое место. — Посмотрев на меня, он прибавил. — Люди как овцы. Или коровы. Или саранча. Найдут сочное поле, налетят на него тучей и, пока не объедят, живут сытно и комфортно. А объедят, обгложут все до последнего стебелька — надо искать новую делянку… Из банковского бизнеса мы, похоже, высосали все, что могли… Придется перекочевывать в другие структуры. Может, в государственные… Государство вроде пока не объели до основания… Или займемся поставками газа…
— Ты и в газовом бизнесе сечешь? — с уважением спросил я.
— Какая разница… Лишь бы было чем поживиться…
Мы успели напечатать в подарок нашим будущим выборщикам цветной календарь: над мелкими рядами цифр, обозначавших дни и недели широко улыбался Маркофьев, изо рта которого выплывало облачко с вкрапленными в него словами 'Возродим честь и достоинство Отечества! Несите вклады в 'Маркофьев-банк'!' Однако, тираж был арестован.
Маркофьев срочно выпустил второй календарь, где вкладчикам предлагалось обращаться со взносами в банк, носивший название 'Марков'.
— Люди будут путаться, — высказал опасение я.
Маркофьев улыбнулся:
— В нашем бизнесе чем больше путаницы, тем лучше, — сказал он.
Но и этот банк прихлопнули.
Сынок Маркофьев смотал удочки и уехал в Ливию, но нам и дальше нам продолжало фатально не везти.
Маркофьев совсем было собрался грабануть Алмазный фонд, но группу взлома захватили на подходе к хранилищу.
Других не трогали, не арестовывали, позволяли делать что угодно, а нам ставили палки в колеса…
Мы терялись в догадках — откуда и почему рушатся на нас лавиной напасти?
Маркофьев хотел как лучше, а ему не позволяли.
Несмотря на его правильные, глубокие, всеобъемлющие мысли, выводы и прозрения, он кому-то явно мешал.
Вскоре на Маркофьева было произведено покушение. Стреляли пять раз. Он чудом остался жив…
— Я не сержусь, — говорил Маркофьев, трясущимися руками подбирая пули, сплющенные о стену, возле которой его настиг залп. — Но я не понимаю: за что?
Он сломал голову, пытаясь предусмотреть неожиданности и не допустить новых покушений. Но под днищем его автомобиля рванула мина. Кто мог эту акцию организовать и зачем она могла кому-то понадобиться? Хорошо, что машина была в этот миг пустой…
Однако Маркофьев резко сбавил обороты и усмирил амбиции.
Через Ивана Грозного — он предложил Президенту быть заодно. Выдвинул гениальную идею — даешь России двух президентов!
Это было очень по-новому и демократично.
— Если заболеет один, его подменит второй… И потом дел столько, невпроворот… Тут и трем президентам головной боли хватит, — растолковывал свою позицию он.
Президент не отвечал.
Маркофьев вновь попытался угодить, заявив:
— Не странно ли, что в стране, где все часы идут в ногу и показывают одно и то же время, отдельные граждане не желают действовать согласованно?
И это не помогло.
Вывод. Неудачи подстерегают там, где даешь слабину, идешь на компромисс. Как только займешь твердую, неуступчивую позицию — с тобой начинают считаться. А вихляешь — в ахиллесовы извивы жалят. НЕ ДАВАЙ ПОВОДА!
Так же спокойно, как говорил о физическом устранении нескольких особо ярых своих врагов, он рассуждал теперь о собственной вероятной гибели и предусматривал несколько вариантов покушения на свою жизнь. Он держал в поле зрения людей, которые особенно ему досаждали.
Все восемь его московских квартир пребывали в постоянной готовности принять хозяина. В каждой из них прислуга готовила вечером ужин, расстилала постель… Но мой друг он лишь в самый последний момент объявлял, по какому адресу поедет ночевать. Жизнь стала не в радость. Маркофьев не доверял никому. Из бронированной своей машины выходил под охраной двух телохранителей, которые представляли собой как бы две стороны бутерброда, Маркофьев же являлся начинкой.
Именно тогда Маркофьев выступил с удивительной инициативой: присваивать всем, кто дожил в России до 30 лет — орден Славы 1-ой степени, до 40 лет — орден Славы 2- ой степени, а тех, кто перевалил за полувековой рубеж — считать полным Георгиевским кавалером и
