— Уроки мне теперь делать некогда. Я тоже к сбору готовлюсь.
— Как же ты готовишься? — спросил Павлик.
— Пока это тайна. На сборе сами увидите, — ухмыльнулся Федька и выставил нас за дверь.
Но на этот раз мы не особенно огорчались. Через день сбор звена, а сразу после него должен вступить в действие разработанный нашей спасательной командой план Игоря. Всего сорок восемь часов отделяло нас от этого знаменательного события. Можно и подождать.
Новое слово в науке
Два дня промелькнули, как две минуты. Но мы с Павликом успели сделать всё, что от нас требовалось. Кроме этого, мы ещё были на работе у Федькиной матери и спрашивали разрешения провести у них на квартире сбор. А то соберёмся, а она придёт и, чего доброго, всех разгонит. Мать у Федьки нервная. Сгоряча может весь сбор сорвать.
Теперь полный порядок. Федькина мать поблагодарила нас за то, что мы не забываем её сына, и даже прослезилась. Наверное, замучилась она с Федькой не меньше нас. Я после этого чуть было не раскрыл ей наш план, чтоб не так расстраивалась. Хорошо, сдержался. Мать ведь она Федьке. Вдруг с радости всё ему выложит. Тогда полный крах будет. Вместо этого я её тоже поблагодарил за разрешение собраться у них.
Весь наш класс у Батовых в комнате поместиться, конечно, не мог. Поэтому мы решили так: у него соберётся только наше звено и часть актива — председатель Генька и редактор Рогов. А остальные ребята во главе со старостой и звеньевыми займутся в это время оформлением школьного уголка Нади Матвеевой. А когда мы вернёмся в школу, то все вместе пойдём собирать в память Нади металлолом.
На сбор мы с Павликом пришли раньше всех. Федька встретил нас в прихожей. Он сидел на стуле перед дверью в свою комнату.
— Придётся подождать, — сказал он и помахал у нас перед носом ключом от комнаты, — как все соберутся, так и войдём.
— Что ты выдумываешь!
— Открывай скорее! — потребовали мы.
В ответ Федька только загадочно присвистнул.
Мы поняли: он что-то затеял, и не стали ломиться. Ждать пришлось недолго. Все собрались, как условились, к четырём часам. Поздоровавшись с Игорем за руку, Федька тут же отпер дверь.
Мы вошли в комнату и сразу догадались, почему Федька не впускал нас. В ней был образцовый порядок. Постель Принц прибрал по-праздничному. На одеяло даже надел кружевной пододеяльник, а подушку взбил и положил не прямо, как всегда, а фасонно — углом вверх. Захламлённую этажерку тоже нельзя было узнать. На её нижней полке ровной стопкой лежали учебники, а наверху осталась только карандашница с карандашами и глиняный пёс бульдог. Вокруг стола стояло много стульев. Наверное, Принц попросил их у соседей. А пол-то как блестел! Точно зеркальный. Войди мы раньше, в момент затоптали бы. Но, посмотрев на пол, я расстроился. Ведь Федька не мог натереть его с больной ногой, значит, весь порядок навела его мать. Нечем тогда и хвалиться! Но тут всё прояснилось.
— Это мы всё прибрали, — похвастался своим писклявым голосом Гришка, — Федька нам с Гришкой наряд вне очереди дал.
— А сам тоже без дела не сидел, — заметил Антон и достал из-под подушки, которая лежала углом вверх, большой лист чертёжной бумаги.
— Посмотрите, — как-то робко попросил нас Федька и повернул лист, поданный ему Антоном.
Мы все так и ахнули. Даже Игорь.
— Это же Надя Матвеева, — сказал он.
— Вылитая!
— Как живая…
— Неужели сам рисовал? — спросил Игорь.
Вместо него ответили Антон с Гришкой:
— Мы Федьке краски покупали.
— На кровные, от завтраков.
— Свои люди — сочтётесь, — сказал Борька-Кочевник и засмеялся.
А председатель Генька вдруг как закричит:
— Ура юному дарованию! — И тут же распорядился: — Этот портрет мы повесим в нашем школьном уголке имени Нади Матвеевой. Представляете, как будет здорово: героиню войны рисовал пионер из отряда её имени.
— Об этом нужно сначала художника спросить, — напомнил Игорь, — может, Федя рисовал портрет для себя.
Генька обернулся к Принцу и, откровенно подмигнув, спросил:
— Для кого рисовал, для себя или для всех?
— Ясно, для школы, — тоже подмигнув Геньке, сказал Федька, — для себя я ещё нарисую.
Девочки тут же перенесли с подоконника на стол два цветка в горшках и прислонили к ним рисунок Феди. Получилось очень красиво. Надин портрет оказался в зелени.
— Прошу садиться, — вежливо сказал Принц-Федька.
Мы расселись (по двое на одном стуле, их всё равно не хватило), и председатель Генька серьёзно сказал:
— Ребята, давайте почтим память Нади Матвеевой.
Мы встали и постояли несколько секунд молча. После этого Генька толкнул в бок Женьку Рогова. Тот откашлялся и сказал:
— Я прочитаю стихи, которые посвятил Наде Матвеевой. — Он уставился в потолок и заговорил нараспев:
Здорово Женька сочинил! Когда-нибудь настоящим поэтом станет, если лениться не будет. Всё-таки лентяй он большой. До сих пор у нас в классе новогодний дед-мороз со стенгазеты улыбается. Правда, ко Дню Советской Армии Женька обещал выпустить такую стенгазету, что все мы ахнем. Это после того, как
