остановился и сказал нам, улыбаясь:
— Эту задачку и решать нечего. Я всё в уме знаю. Сначала надо сосчитать, сколько тракторов вышло в поле, а потом помножить тракторы на часы.
— Вот и помножь, — сказал я. — Григорий Михайлович велел нам принести решённую тобой задачу.
Федька не спорил.
— Пожалуйста! Решил! — сказал он минут через пять.
— А ответ сходится?
Мы все трое схватили задачник.
— Не тот ответ, — упавшим голосом произнёс Федька.
— Как — не тот? — накинулся на него Павлик. — Ты что, соображать разучился?!
Федька вытаращил на нас непонимающие глаза. Мне стало жалко его, и я подсказал:
— Сорок восемь часов — это то же самое, что двое суток.
— Верно! — воскликнул Федька и вдруг опять испугался: — Как я не сообразил? Почему не догадался?
— От волнения, — успокоил я Принца и потряс его тетрадью. — Знания у тебя есть. Даже в уме мог решить.
Федька согласно закивал головой:
— Волновался я здорово. Это верно.
Мы перешли к упражнениям по русскому языку. В этот вечер позанимались как следует.
А на другой день, едва мы снова пришли к Федьке, он нетерпеливо спросил:
— Ну, что Григорий Михайлович сказал, когда вы ему мою тетрадь показали?
— Сказал, что теперь тебе нужно решать и те задачки, которые задаёт на дом Ираида Кондратьевна, — нашёлся я с ответом.
— Как же так? — сразу помрачнел Федька. — Он говорил, что надо заниматься только его системой.
— Теперь эти задачки входят в твою программу, — объяснил Павлик, — порешаем их несколько дней и уйдём вперёд.
— Если несколько дней, тогда другое дело, — согласился Федька.
Мы решили три примера из курса «скоростной умнетики» и все вместе стали делать заданные на дом уроки.
Принц раскрывает наш секрет
Дела у Федьки шли на лад. В его тетрадях, которые мы стали приносить Ираиде Кондратьевне, уже стояли две четвёрки и одна пятёрочка. Ребята, особенно председатель Генька, были довольны нами. Генька уже несколько раз громко, на весь класс, хвалил меня с Павликом и даже поставил в пример девчонкам, которые никак не могли найти подход к Федькиной свите. А когда мы принесли Геньке сделанные Принцем подписи к фотографиям Нади Матвеевой, он так обрадовался, что приказал Женьке Рогову отметить нас в новом номере стенгазеты, которую тот готовил ко Дню Советской Армии. А Принцу-Федьке отправил вместе с нами срочную телеграмму: «Работа принята с оценкой отлично. Поздравляю. Желаю скорей поправиться. Директор музея-уголка Нади Матвеевой Геннадий Шубин».
Федька прочитал телеграмму, улыбнулся и прислонил её к вазочке, которая стояла на верху этажерки так, что телеграмма бросалась в глаза каждому, кто войдёт в комнату. После этого Принц-Федька тоже принялся хвалить нас. Сначала как ассистентов Григория Михайловича, а после просто как своих одноклассников и хороших ребят. Вот до чего расчувствовался!
В школе на следующее утро нас похвалил Игорь Ираиде Кондратьевне.
— Упорные ребята! Своего добьются! — сказал он про нас.
— Что они все, сговорились, что ли? — как бы между прочим произнёс довольный Павлик и скромно добавил: — Ведь ничего особенного мы не делаем. Просто подтягиваем товарища.
— Конечно, — согласился я, — не будь нас, это сделали бы другие.
— Ну, знаешь, ещё не каждый стал бы возиться с Федькой, — заспорил Павлик. — Но всё равно никакого подвига мы, конечно, не совершили.
Ему, наверное, очень хотелось, чтобы я сказал: «Нет, подтягивать Принца — это тоже подвиг», но я промолчал, потому что думал о другом. Я думал о том, что, уж если всё идёт так чудесно, все нас хвалят, можно один раз и не позаниматься с Принцем. Я сказал об этом Павлику, и после уроков мы пошли не к Принцу, как ежедневно, а в Дом культуры на кинофильм «Полосатый рейс». Эта картина шла сегодня в последний раз, и не посмотреть её, как говорит в таких случаях моя мама, «было бы просто преступлением».
В кино мы так и покатывались с хохоту. От смеха у меня даже заныли скулы, а у Павлика не высыхали в глазах слёзы. Но если бы мы знали, что нам придётся пережить завтра, то моментально бросили бы смотреть кино и сломя голову помчались заниматься с Федькой.
А назавтра произошло вот что.
Когда мы пришли к Принцу-Федьке, его не оказалось дома. Но в этом ещё не было ничего ужасного. Федька уже два дня ходил по комнате на костылях и сегодня мог выйти на улицу и подышать свежим воздухом. И я почти оказался прав. Потому что Федькина соседка, та самая, которая работает контролёром в Доме Культуры, вышла к нам и сказала:
— Вы подождите, Федя ушёл в больницу и почему-то задержался.
Мы прошли в его комнату и сразу увидели на Федькиной кровати задачник третьего класса. Откуда он появился у Принца? Ведь задачник, из которого он решал прошлый раз задачку, мы предусмотрительно унесли с собой. Его ни в коем случае нельзя было показывать Федьке. В нём одна за другой идут задачки, которые мы решали с ним по приказу Ираиды Кондратьевны, переписывая их в специальную тетрадь. На обложке этой тетради стояли четыре большие буквы СНСУ — что означало «Система научной скоростной умнетики». Перелистав задачник, всякий дурак сразу поймёт, что никакой системы нет, просто мы замаскировали под неё повторение прошлогоднего материала.
Только мы раскрыли задачник, как тут же убедились, что Федька не дурак и всё понял. Номера всех решённых нами задачек по системе «скоростной умнетики» были обведены кружками. А под самой последней задачкой рукой Федьки было написано вот такое ужасное для нас четверостишие:
Мне показалось, что я провалился в ледяной колодец. А Павлик, который был самым честным человеком из всех ребят, которых я только знал, почувствовал себя не лучше оплёванного верблюдом мужчины в шляпе.
— Давай уйдём, — предложил он после нашего многозначительного молчания.
Мы пошли к двери. Но раньше нас её открыл с противоположной стороны Федька. Размахивая костылями, он тут же закричал:
— Вот вы какие! И зачем только я связывался с вами!
Мы так и обмерли! Ну и заварится сейчас каша…
Федька подошёл ко мне и, глядя в упор, строго спросил:
— Почему вчера не пришли заниматься?
Услышать это от Федьки мы не ожидали и потому растерялись ещё больше.
