Том 6. Письма

осенью 1916 г. И все же его датировка другими месяцами второй половины 1916 г. также возможна, хотя и менее вероятна.

Глубоко признателен Вам за охарактеризование моего творчества. — Адресат письма был не только литератором и коллекционером автографов деятелей культуры, но и известным графологом. Еще в 1963 г. А. П. Ломан предположил, что эти строки связаны со сделанной Владимировым характеристикой личности Есенина по его почерку (см.: Есенин 6 (1980), с. 269). Этот документ ныне неизвестен; однако сохранилась аналогичная характеристика Клюева, писанная рукой К. Владимирова, что позволяет надеяться на существование такого же текста и для Есенина. В 1926 г. В. И. Вольпин от имени Комитета по увековечению памяти С. А. Есенина писал Владимирову: «Ссылаясь на личные переговоры с Вами <…> было бы очень желательно получение от Вас и характеристики С. Есенина, сделанной с графологической точки зрения» (Письма, 419, 420). Выполнил ли это пожелание адресат, — также неизвестно.

…я ~ находился в периоде ~ духовного преломления, и вы ясно описали этот перелом…— Из этих слов явствует, что для проведения графологического анализа Есенин мог передать Владимирову по крайней мере две своих рукописи разных лет. Действительно, в архиве графолога, кроме комментируемого письма, сохранилось как раз два автографа поэта. Одним из них является черновик поэмы «Марфа Посадница», другим — текст, по- видимому, написанный специально для этого анализа («Победа духа над космосом создает тот невидимый мир, в который мы уйдем. Сергей Есенин» — Хроника, 1, 74). Теософский оттенок этого текста, скорее всего, не случаен — Есенин, без сомнения, знал, что К. Владимиров состоит в Российском теософском обществе.

72. Л. Л. Мацкевич. Ноябрь (?) 1916 г. (с. 88). — Есенин 6 (1980), с. 398– 399.

Печатается по автографу (ИМЛИ).

Датируется предположительно на основании письма, отправленного Музеем Есенина Л. Л. Мацкевич 20 февр. 1929 г.: «Музей Есенина настоящим удостоверяет, что им получены от Вас следующие рукописи С. А. Есенина: <…> письмо 1916 г., адресованное на Ваше имя. <…> Музей приносит Вам свою большую благодарность за чрезвычайно ценные Ваши пожертвования. Хранитель Музея» (Письма, 461, 462). Кроме того, некоторые особенности почерка комментируемого письма близки характеристикам почерка рукописей поэта второй половины 1916 г. Если Есенин писал свое письмо именно в этот промежуток времени, то месяцем, когда это было сделано, мог быть только ноябрь, поскольку в Москву во второй половине 1916 г. Есенин выезжал из Царского Села лишь однажды: 3 нояб., а назад вернулся до 20 нояб. (Хроника, 1, 102–103).

Давно уже было, когда мы виделись. — Сведения об общении Есенина с Мацкевич не выявлены. Судя по письмам к ней друга детских и юношеских лет Есенина — Н. Сардановского (см.: Письма, 375–376; 397–398), они были знакомы с Есениным еще по Константинову. Возможно, кое-что в отношениях поэта с адресатом могла бы прояснить девичья фамилия Мацкевич, которая до сих пор неизвестна исследователям. Бывшие в ее распоряжении рукописи стихотворений Есенина «Я положил к твоей постели…», «Сонет», «Чары» и «Исповедь самоубийцы» были, как и данное письмо, переданы ею в Музей Есенина в 1929 г. Все они не датированы; предполагается, что их тексты были записаны автором в 1913–1915 гг. (наст. изд., т. 4, с. 351–352). Другие письма Есенина к Мацкевич неизвестны.

Сообщите, где можем встретиться. <…> Если Вам некогда, то тоже сообщите. — Письма Мацкевич к Есенину неизвестны.

73. И. И. Ясинскому. 20 ноября 1916 г. (с. 88). — Есенин 5 (1962), с. 122– 123.

Печатается по автографу (РНБ, ф. И. И. Ясинского), исполненному на секретке с почтовым штемпелем: «Царское Село. 20.11.16».

Датируется по этому штемпелю.

Очень хотелось бы поговорить с Вами…— Общение Есенина с адресатом началось, по-видимому, в первой декаде окт. 1915 г. (см. п. 52 и коммент. к нему). Вскоре поэт был принят И. Ясинским и на дому. Как вспоминала его дочь З. И. Ясинская, «Сергей Городецкий рекомендовал Есенина отцу как молодого, нигде не печатавшегося поэта с крестьянской тематикой и образами. <…> у нас, на Черной речке, Есенину было интересно. Когда собирались гости, говорили много, чаще всего об искусстве, внимательно следили за ростом молодых писательских сил, спорили о направлениях. Истинное наслаждение доставляли рассказы стариков, в том числе и моего отца, о старине, о встречах с Тургеневым и Гончаровым, с Салтыковым-Щедриным и Всеволодом Гаршиным, с Сергеем Атавой (Терпигоревым). Врезались в память рассказы о Софье Перовской и о Кибальчиче, участниках убийства Александра II в 1881 году. Тут даже мелочи были дороги. Конечно, говорили и о войне, о правительственных перемещениях, воровстве в армии и о кризисе самодержавия» (Восп., 1, 252, 254).

Став председателем правления вновь образованного литературно-художественного общества «Страда», И. И. Ясинский принял участие в пропаганде творчества Есенина и Клюева и не раз (как в печати, так и в своих публичных выступлениях) высказывался об их поэзии. Открывая вечер «Страды», «посвященный произведениям народных поэтов Н. А. Клюева и С. А. Есенина» (из текста пригласительного билета на вечер, состоявшийся 10 дек. 1915 г., — Хроника, 1, 80), Ясинский говорил:

«Стала шевелиться и сверкать блестками золота и жемчугом пестрядинная ткань сутёмок русской души, стало оживать то, что чудилось мертвым и оцепенелым, уже неспособным к самобытной жизни. А тут еще эти сутёмки, вслед за частушкой <…>, выбросили из своих недр, из океана народного духа, увы! далеко не ведомого нам, на наш литературный берег таких двух поэтов, как Николай Клюев и Сергей Есенин.

<…> Мужественнее и грознее муза Клюева, женственнее и нежнее муза Есенина. Они точно представляют собой мужское и женское начало народной души в ее поэтических проявлениях. <… >

Достаточно послушать наших поэтов и вникнуть в мелодии жажды света, воли, любви и красоты юного Есенина и в угрюмые, как северные леса, и широкие и звучно льющиеся, как могучие северные реки, стихи Клюева, чтобы на вас пахну́ло дыханием какой-то небывалой еще у поэтов, приходящих из народных сутёмок (пользуюсь выражением Клюева), мощи и грозовой яркости настроений. <…> И это не языческие образы, не те, которые погребены в летописях, в былинных сказах, не древний пепел истлевших форм русского слова, а что-то новое, никем еще не уловленное <…>.

Поэтическая душа Клюева подобна вулкану, который вот-вот изойдет лавой, но только таинственно бушует и рокочет под крышкой своего кратера; а душа Есенина — цветник благоухающих русских цветов» (ИРЛИ, ф. И. И. Ясинского).

Ясинский попытался выразить свое ощущение от творческой личности Есенина и в написанном им живописном портрете поэта (в 1928 г. этот портрет был получен в Петергофе С. А. Толстой-Есениной для Музея Есенина от друга Клюева — Николая Ильича Архипова; ее расписка в получении — ИРЛИ, р. I, оп. 12; черно-белый негатив, снятый с оригинала, ныне хранится в ИМЛИ).

В февр. — марте 1916 г. Есенин и Ясинский обменялись теплыми дарственными надписями. «Самому доброму, самому искреннейшему писателю и человеку…», — так начал Есенин свой инскрипт на Р16 (см. Юсов-96, с. 250). Ясинский же подарил поэту книжку своих рассказов «Плоское» (СПб., б. г.), надписав ее: «Юному товарищу по мечтам и по перу прекрасному поэту Сереже Есенину Иер. Ясинский. 4 марта 1916» (цит. по кн. «Есенин и русская поэзия», Л., 1967, с. 185, публ. В. А. Вдовина; с уточнениями по оригиналу — РГБ).

Сейчас готовлю книгу ~ для печатания…— Примерно