бы рука была в машинном масле, а не в облепихе, я всё равно бы её поцеловал. Не отвлекайся. Мы остановились на звуках в моей голове.
— Здесь есть удивительная женщина. Она тебя видела в суде. Она тоже восприимчива к разуму. Она говорит, что твои звуки марша ей знакомы.
— Вот как?
— Представь себе. В их кантоне, как и в любом другом, есть две наглухо закрытые двери. Одна из них так и называется: 'глухая'. Она открывается примерно раз в сто лет. Через неё мы сюда попали. Вторая, напротив, не открывается никогда, и называется 'звонкая', потому что сквозь неё слышно, как там шагают люди… Тысячи и тысячи лет шагают. И всё не могут остановиться.
— …и эти звуки похожи на те, что ты слышишь у меня в голове? — недоверчиво сощурился Отто.
— Да, любимый, — не сказала — промурлыкала Калима, — ты знаешь, у меня осталось ещё пару местечек, куда, как мне кажется, местное солнце-невидимка не добралось.
— Лежи спокойно, — прикрикнул на неё Отто. — Что она ещё тебе сказала?
— Что приглашает нас к себе в гости.
— Куда это?
— В обитель Матери.
— И что мы там будем делать?
— Посмотрим на эту дверь, — она тягуче растягивала слова, и Отто почувствовал, что поддаётся этой древней магии женской силы. — А потом, если ты не будешь дуться, как сегодня, осмотрим нашу келью, может, часик… может, два?
— Прекрати, — рассердился Отто, — ты выяснила, чем они тут вообще занимаются?
— Что значит 'чем'? — она оставила свою игривость и широко открыла глаза, — готовятся к вторжению на Землю…
Они шли по хорошо утоптанной дороге, петляющей между холмами. Вокруг долины из-за горизонта выступали высокие горы, изрезанные ущельями и белыми пятнами ледников. По ночам ледники светились, и полной темноты не было. А днём возникала стойкая иллюзия, будто небо покоилось на этих горах. Впрочем, не исключено, что так оно и было. И весь этот мир был всего лишь чередой таких долин, с холмами, реками и озёрами, связанных между собой тоннелями, идущими сквозь породу, у ворот которых несли свою круглосуточную вахту Гвардейцы Её Величества.
Бесконечные сады аккуратными шеренгами деревьев, казалось, приступом брали пологие склоны холмов, взбирались на них и пропадали за их гребнями. Между деревьями неутомимо горбатились люди в белых подпоясанных рубахах, разноцветных шароварах и широких соломенных шляпах. Временами ветер, пропитанный запахами зелени и цветов, доносил их крики и смех.
'Что-то не похоже на военные приготовления, — думал Отто. — Или они собираются с нами воевать мечами и стрелами? Надо бы им как-то намекнуть, что в таком случае, они немного опоздали. Лет на тысячу…'
Калима, спрятавшись под плотной тёмной накидкой, закрывающей тело с головы до пят, шла рядом. Прошло две недели, её ожоги давно зажили, но она хорошо запомнила боль и свою беспомощность; пренебрегать этим уроком ей не хотелось.
— Они называют это 'интервенцией', — доносился её голос из-под паранджи, — раз в три-четыре поколения организуется массовый исход этих людей на Землю. Здесь остаётся лишь четвёртая часть населения, которая до следующей интервенции восстанавливает численность, и цикл повторяется…
— Ты там ещё не сварилась?
— Не отвлекайся, — ответила она. — Этот исход — главная составляющая их мировоззрения…
Отто настоял, чтобы они говорили между собой только на местном языке, и результаты его настойчивости не замедлили сказаться: трудностей в общении с аборигенами он больше не испытывал.
Свежий утренний воздух был прохладен, но Отто знал, что к полудню будет жарко. Впрочем, в обратную дорогу они двинутся лишь после обеда, под вечер. И когда они доберутся до замка Калима, под ногами будет хрустеть иней, а изо рта вырываться пар.
'Как в таких условиях выживают посевы? — подумал Отто. — Впрочем, с их точки зрения, сейчас зима. Время жатвы давно прошло, а к посевам приступать ещё слишком рано…'
— Сколько их здесь? — спросил он. — Хотя бы примерно?
— В одном этом кантоне более десяти тысяч человек. Всего в Королевстве пять кантонов. Но местная география столь запутана, что даже Сёстры не знают, что там дальше. И есть ли там что-то. Этими вопросами занимается дальняя разведка — самая бесправная часть населения, люди, наказанные за какие-то провинности изгнанием.
— 'Сёстры'?
— Жрицы культа Матери. Мир создан Матерью — Природой. Люди — лишь временные носители её семени. Семя — местный эквивалент души. В положенное время Природа вкладывает семя в младенца ещё в утробе матери, потом, после смерти носителя, забирает семя обратно. Если проросло — отправляет на следующую грядку. Если нет — вкладывает в нового младенца. И так до тех пор, пока не прорастёт…
— Что значит 'прорастёт'?
— Не знаю, — ответила Калима. — Никто не знает. Это правило игры. Если люди узнают, какие качества должна приобрести душа, чтобы следовать дальше, жизнь остановится. Это её закон.
— Чей закон?
— Матери-Природы. Известно только, что она очень молода — всего несколько десятков миллионов лет. Она не терпит лжи, сидит у реки, смотрит в воду и видит нас всех.
— Пока я не очень понимаю, зачем нам их мифология?
— Я не буду настаивать, но это очень важно. Не зная религии людей, невозможно понять основы отношений между ними, сложно прогнозировать их поступки. Представь себе, здесь ты найдёшь немало подтверждений своей теории женского шовинизма. Мужчины в этом мире — основная тягловая сила, с признаками разума. Используются для решения вопросов, где требуются руки, ноги и минимальная ответственность за поступки. Сюда входит сельское хозяйство, ремёсла и армия. Продолжительность жизни около ста лет…
'Выходит, от каждого кантона, примерно, восемь тысяч человек. Пять кантонов дадут целую армию — сорок тысяч человек. Со всем своим скарбом, домашними животными, семенным материалом, сопливыми детьми… или детей я уже посчитал? Что-то я о таком не слышал, чтобы раз в сто лет с Луны падал целый народ…'
— Женщины — другое дело. Иерархия исключительной сложности, каждая ступень отличается от других психологически и биологически…
Отто споткнулся и, чтобы удержать равновесие, был вынужден пробежать несколько шагов.
Он остановился и повернулся к Калиме.
— Как ты сказала?
— У них даже разная продолжительность жизни, Отто, — сказала она, подходя к нему и тоже останавливаясь. — Гейши, например, — единоличные владелицы Домов, — живут несколько тысяч лет. Власть королевы держится на этих Домах. Это что-то вроде графства. Нашему хозяину, Ратану, — Отто скривился, — чтобы обладать гейшей одного из армейских Домов, пришлось убить её прежнего обладателя. А ты убил нового претендента, который, по общему мнению, должен был расправиться в поединке с Ратаном. И так далее. И эта преемственность уходит настолько далеко в прошлое, что определить возраст королевы попросту некому.
— И чем же гейши занимаются?
— Они позволяют своим мужьям забыть на время обо всех своих бедах и печалях…
— Как это 'забыть'?
— А ты представь себе сексуальный опыт в несколько тысяч лет… — она открыла лицо и посмотрела ему в глаза. — Но, думаю, тебе такая гейша ни к чему!
Калима опустила накидку, обошла его и двинулась дальше. Отто постоял ещё мгновение, размышляя о двусмысленности этого заявления, потом поспешил за ней.
— Только и всего? — он был разочарован. — Гора родила мышь!
