ему её большие серые глаза.
Колебался Яков недолго. В следующее мгновение он разбежался, подпрыгнул, ухватился за последнюю ступеньку трапа, плывущего по воздуху, и так, вместе с трапом, как акробат на трапеции, поднялся и легко спрыгнул на палубу.
На пристани стояла Наташа. Нет, она не плакала. Только всё время одной рукой размахивала перед лицом. Ладонь её то закрывала лицо, то открывала, и тогда Яков видел её большие глаза, которые в тот раз показались ему ещё больше. Только их-то, эти огромные глаза, он и видел. Голова Наташи не двигалась. Она смотрела на него и никуда больше.
Яков крикнул:
— Наташа!
Но в это время снова гуднул пароход, зашумела, запенилась вода, взбитая винтом. Корабль отчаливал, пристань стала отдаляться, а Наташа всё так же раскачивалась, ритмично, как маятник…
Это был маленький, но резвый пароходишко. Он быстро развернулся и стал удаляться в открытое море. И тут с мостика раздался крик:
— Человек за бортом!
Маленький чемоданчик Якова остался у поручней на палубе, а сам он, прыгнув в море, сажёнками, вразмашку, по-матросски, плыл к берегу, к Наташе…
Капитан пароходика только раскрыл рот, чтобы отдать команду: «Стоп машина», как увидел, что человек за бортом машет или, вернее, отмахивается рукой — не надо, дескать, меня спасать. И ещё увидел капитан, что человек этот улыбается, как можно улыбаться только от счастья. А на берегу виднеется фигурка девушки с протянутыми к морю руками.
Тогда заулыбался и капитан, так и не отдав команду «стоп», а приказал:
— Полный вперёд!
А Яков на всю жизнь запомнил эти минуты, когда в брюках (туфли он сбросил на палубу) плыл к берегу, где стояла, протянув к нему руки, Наташа.
Никогда ещё Якову не казался таким прекрасным мир вокруг: голубое небо, синее море, зелёные берега, белые паруса яхт и красный флаг на высоком кране в порту…
30. На высоком кране
Когда Наташа стала женой Якова, он поднялся с ней на портовый кран.
Наташа раскраснелась, подходила то к одной, то к другой из четырёх стеклянных стенок крана и повторяла только одно:
— До чего же тут хорошо!
Но потом, когда появился первый сын Смирновых, Иван, а затем Игорь и Яков Петрович годовалых малышей брал с собой на кран показать мир вокруг, Наталия Ивановна сердилась:
— Ну что таких маленьких таскаешь! А вдруг на лестнице споткнёшься или что-нибудь на кране там случится? Не дам я тебе больше ни Ваню, ни Игоря. Волнуюсь я за них…
И в тот одинокий вечер, когда старенькие уже муж и жена Смирновы ждали возвращения «Черноморска» и на нём Игоря, Яков Петрович говорил Наталии Ивановне:
— Зря, мать, волнуешься. Ты была такой, когда Игорь малышом был — боялась, когда я его на кран брал, и теперь уже о взрослом моряке, как о малом ребёнке, волнуешься.
— Ну что ты сравниваешь! — возражала Наталия Ивановна. — То портовый кран, а это дальний рейс, бомбёжка, пираты…
— Сравниваю потому, что ты даже тогда во время операции «Адмирал», меньше нервничала, была куда спокойнее.
— Операция «Адмирал»? Скажешь тоже! Тогда ты такого тумана напустил: всё самое страшное скрыл от меня до тех самых пор, пока Игорь не вернулся. А главное ещё в том, что это опасное задание, в котором участвовал тогда Игорёк, было во время Великой Отечественной войны. Ты, Яков, прикинь, на сколько мы были тогда моложе. И нервы были у нас покрепче. А теперь… Что говорить! У тебя усов не было, когда ты с Дубровским дрался. С тех пор полвека прошло. И со времени Великой Отечественной тоже четверть века. Время!..
III. Операция «Адмирал»
1. Незабываемое воскресенье
Во время Великой Отечественной войны, за много лет до того, как «Черноморск» отправился в далёкий заокеанский рейс, в незабываемом июне сорок первого года Игорю Смирнову было четырнадцать лет. Но уже тогда Игорь, будучи младшим в семье, обогнал ростом мать, старшего брата Ивана и догнал отца. Бывает такое с подростком, что в какие-то год-два вымахает, как мачта.
Старший брат Иван говорил о нём:
— В нашей семье Игорь самый длинный.
И часто получал в ответ:
— Ух, и дам же я тебе, Ваня!
— Ещё чего выдумал! — Иван отмахивался от Игоря, хотя знал, что всё это только слова: братья никогда не дрались, хотя часто задирали друг друга.
Разные они были, Игорь и Иван. Игорь худой, высокий, подвижный и вспыльчивый. А Иван круглолицый, светловолосый и неторопливый.
Бывало, подаст Наталия Ивановна обед сразу двум мальчикам: Иван суп доедает, а Игорь уже компот проглотил, рывком стул отодвинул и убежал.
В воскресенье двадцать второго июня сорок первого года на главной площади города прозвучала такая близкая сердцу Игоря команда:
— На флаг, смирно!
Это был торжественный выпуск мореходного училища.
И только построились шеренги загорелых ребят, которые ещё года два-три назад играли в войну деревянными саблями, как война эта пришла к ним — настоящая, грозная, большая, всенародная.
Утром ребятам из мореходки выдали новые чёрные фуражки из склада управления пароходством, что стоит у самого причала.
Игорь первый, а за ним весь класс обмакнул фуражку в солёную морскую воду. Он и его товарищи по классу не были выпускниками, но они, перейдя в следующую ступень мореходки, тоже получили новое обмундирование. В мореходке это считалось стать моряком. И потому Игорь с особым усердием макал в море свою фуражку.
Да, такая есть примета у салаг, а проще говоря, новичков: намочить в море новую фуражку — и быть всю жизнь в море-океане.
Ох, и попало бы ребятам за это, но… война. Тут было не до мокрых фуражек…
И у Ивана Смирнова это воскресенье было необычным. В городской комсомольской газете была напечатана его первая корреспонденция «Литкружок в школе».
Старший брат Игоря давно ждал эту корреспонденцию. Послал в редакцию и думал, что сразу напечатают. Спрашивать стеснялся. А каждый день ждал. Даже вставать стал раньше всех и смотреть, нет ли газеты в дверном ящике.
