— Вопросы есть?
— Есть!
— Говорите!
— Если выполнить задачу не удастся, какие причины будут приняты во внимание?
— Одна причина — смерть.
— Понятно. Разрешите действовать?
— Идите. Уверен, что задание выполните и вернётесь невредимым. Желаю удачи.
— Есть!..
И чёткий стук каблуков с подковками.
9. Опасное задание
Ну как было ночью спать Игорю после того, что он слышал всё это? Ворочался, мял подушку, поправлял сползавшую простыню, а сон всё убегал. Он знал, что где-то совсем рядом с городом моряки обвязывали себя гранатами и бросались под танки, телом своим закрывали амбразуры, откуда били пулемёты врага, а лётчики, расстреляв боезапас, шли на таран.
В те первые недели войны не хватало гранат. Тогда в ход шли бутылки с горючей жидкостью.
Чуть только Игорь закрывал глаза, ему виделось, как наши бойцы вскакивают на броню фашистского танка и заливают смотровую щель горючей смесью.
К этому времени уже вся семья Смирновых была на казарменном положении: Яков Петрович — в мастерских, Наталия Ивановна — в госпитале, Иван — в редакции, а Игорь — в мореходке.
Как-то Игорь заснул только под утро, заснул так крепко, как бывает после бессонной ночи. И не сразу разбудил его горнист. Во сне Игорь убеждал себя: «Это снится, спи!» Но кто-то сдёрнул с него одеяло, растормошил:
— Смирнов!
— Я.
— Вставай. Тебя к командиру. Живо!
— Бегу.
И побежал взволнованный, одеваясь на ходу. «Почему к командиру? За что?» Игорь не мог вспомнить за собой какие-либо серьёзные проступки. В мореходке он старался быть безупречным, особенно потому, что командиром был старый друг его отца Зиньков. И было у Игоря всё время такое чувство, что, если набедокурит и командир спустит ему, стыдно будет перед товарищами. Ведь многие знали, что командир и отец Игоря — приятели. Чётко печатая шаг, Игорь вошёл в кабинет командира и сказал, как положено по уставу:
— Курсант Игорь Смирнов явился по вашему приказанию.
— Курсант Смирнов, вы подавали рапорт с просьбой отправить вас на фронт?
— Подавал. Сегодня я хотел ещё раз просить…
— Минуточку. Вы знаете, что по возрасту вас нельзя отправить в действующую армию?
— Знаю. Но, дядя Миша… вы же сами рассказывали, что мой отец…
— Минуточку. Мы не у вас дома, а на службе. Отец ваш воевал во время гражданской войны. Тогда была другая обстановка…
Зиньков махнул рукой, встал из-за стола, подошёл к Игорю, обнял его:
— Слушай, Игорь, и постарайся понять всё, как понял бы взрослый. Надо пробраться на ту сторону. Взрослому это не удастся, а подросток, может быть, — ты понимаешь, я говорю «может быть», — проберётся и сможет выполнить задание. Но это такое задание, что приказать его выполнить мы не можем. Только добровольно, совсем добровольно. Вчера мы… ну, я и командир отряда морской пехоты, говорили с твоим отцом, и он сказал…
— Он сказал, что это задание выполню я!
— Не перебивай! С тобой говорит командир!
— Слушаю!
— Так слушай. Он только посоветовал мне поговорить с тобой. Ведь со вчерашнего дня твой брат Иван на флоте.
— Иван?! Он спутает корму с носом корабля. Какой же он моряк? И потом, у него возраст не вышел.
— А у тебя?
Игорь молчал.
— Ну, вот что, — сказал Зиньков, — Иван зачислен журналистом в нашу военно-морскую газету. А с тобой дело сложнее. Повторяю: задание крайне опасное.
— Понял. Я согласен.
— Вот видишь, как ты несерьёзен. Можно ли соглашаться, когда ты ещё не знаешь, о каком задании идёт речь?
Игорь закусил нижнюю губу, что делал всегда, когда слова рвались наружу, а надо было их сдерживать.
В кабинете Зинькова стоял диван. Сейчас на нём лежала подушка, покрытая серым одеялом. Игорь подумал: «Раньше этого не было. С первого дня войны, значит. Ну да, ночует теперь здесь».
Зиньков сел на диван и рядом с собой посадил Игоря. Какое-то время молчали. Потом Зиньков сказал медленно, как бы делая паузу после каждого слова:
— Понимаешь, какое дело. Ведь тут не только пробраться надо на ту сторону. А там, на той стороне, где ты знаешь каждую ямку и горушку…
Он совсем близко пододвинулся к Игорю и стал говорить тихо, почти шёпотом.
10. «Стой! Кто идет?»
Конечно, рядом с морской пехотой Игорь чувствовал себя в училище, как на корабле. Здесь было всё, как в море, но это было не в море. Мореходка всегда славилась строгой учёбой, особо строгой — с первого дня войны.
С появлением морских пехотинцев строгости военно-морской службы распространились и на учеников мореходки. По это была служба береговая. А Игоря манило море своей бескрайностью, необузданной мощью и красотой: иногда прилизанной, как на конфетной коробке, — голубая гладь и белые треугольники парусов, а иногда дикой красотой, неприручённой, страшной, чёрной, лохматой.
С первых дней войны Игорю казалось, что в классах училища тесно и душно. Его тянуло на морской простор, в море, которое внушало ему почтительное восхищение…
И вот он шёл к морю по мокрому тротуару, невольно отбивая шаг, как в строю. Было сумеречно — солнце только поднималось из-за моря, и в городе меж высоких домов густела темнота. Редкие прохожие, солдаты воинских патрулей иногда провожали Игоря глазами. А он думал: «Неужели сии догадываются, куда я иду, зачем иду и, может быть, иду так родным городом, знакомыми улицами последний раз в моей жизни…»
Чем ближе к порту, тем внимательнее проверяли Игоря. То и дело слышалось:
— Стой! Кто идёт?
Игорь молча протягивал документы. И тут всегда почти происходило одно и то же. Патруль внимательно изучал протянутую Игорем бумажку; которая была пропуском в военную гавань, иначе говоря — на передовую.
Потом солдаты с красными повязками как-то так, снизу вверх, оглядывали мальчика, как бы определяя на глаз его рост. Вообще-то ростом он был со взрослого, только очень уж узок в плечах. Это выдавало его возраст.
