Мальчику ничего почти не надо было говорить Гале. Она чувствовала в Игоре своего спасителя» доверяла ему и всё понимала без слов…
Фашисты не успели опомниться от первой неожиданности — взрыва бомбы и гибели штаба адмирала, — как на них обрушился ливень снарядов и мин. Артиллерия гитлеровцев, вернее, несколько уцелевших батарей открыли ответный огонь, но в это время со стороны моря уже катилось громкое «ура». Это высадился морской десант, и фашисты увидели поднявшихся во весь рост наших моряков, одетых в тельняшки, флотские брюки и бескозырки. Морская пехота чёрной тучей шла на берег…
Чёрные брюки и бушлаты были непривычны для врага, но был в них недостаток: чёрный цвет плохо маскировался на поле боя. Вот почему после первых месяцев войны моряки, сошедшие на берег, надели защитные гимнастёрки и брюки, принятые в нашей армии. Но всё равно морская пехота долго ещё носила под гимнастёркой полосатую тельняшку, а в вещевом мешке хранила родную флотскую бескозырку…
Когда Игорь с Галей подбежали к проволочным заграждениям, за которыми виден был каменистый берег моря, до них донеслось, как прибой, громкое и протяжное, радостно-победное: «…аа…а…а…»
У двух рядов проволоки появились почти одновременно мальчик и девочка, а со стороны моря — наши моряки.
Чёрные бушлаты полетели на заграждения, сверкнули и заскрежетали огромные ножницы-кусачки. Где-то ухали гранаты, где-то татакали автоматы, но всё это было беспорядочно и не прицельно. Гитлеровцев охватила паника.
А Игорь и Галя уже бежали по прибрежным камням. Когда же пенистые кружева первых волн лизнули их ноги, сильные руки двух моряков подняли мальчика и девочку, как поднимают совсем маленьких детей. Моряки пронесли их по пояс в воде (детям эта вода была бы по горло) и передали из рук в руки другим морякам на сером военном корабле.
Закипела, запенилась, забурлила вода под кормой, маленький серый корабль рванулся и сразу набрал ход.
22. На катере-охотнике
Катер… Какое мирное название для маленького кораблика! Но катер-охотник был смелым воином. Сейчас он чертил по морю манёвренные зигзаги, стремясь уйти от обстрела.
Справа и слева поднимались водяные столбы от рвущихся бомб, а катер, точно ножом, рассекал волны. Он карабкался на водяные горы, соскальзывал, как на салазках, в водяные ущелья и мчался к родному порту.
Игорь и Галя спустились в люк и вошли в каюту, которая показалась им какой-то особенно уютной, тёплой и даже роскошной. Ведь меньше часа назад они были рядом со смертью! Теперь же здесь, у стола, покрытого белой скатертью, ни Игорь, ни Галя не заставили себя просить. Они ели сначала золотистую уху, потом сочные, с коричневой корочкой рыбные котлеты, а затем пили чай с большими кусками шоколада. Им было тепло и спокойно не только потому, что в каюте было чисто, светло и уютно, но и потому, главным образом, что вокруг были люди, смотревшие на них с уважением и любовью.
Девочка во время еды неожиданно отодвинула стакан, веки её набухли, на лицо набежали морщины:
— А мама?
Она спросила это так, будто только что очнулась от сна. Может быть, в самом деле всё то необычное и страшное, что произошло с ней в этот день, показалось ей здесь, в этой тёплой каюте, за сытным и вкусным обедом, кошмарным сном.
Моряки растерянно посмотрели друг на друга. Что они могли сказать маленькой девочке? Они вообще мало что знали об этих двух ребятах. Был приказ: подойти к вражескому берегу и взять на борт юного разведчика… Моряки видели взрывы в самом логове фашистского адмирала, и никак не укладывалось в голове, что эту операцию помогал готовить совсем юный парнишка. Теперь они с удивлением и восхищением разглядывали его — худого, чуть нескладного и такого юного. Неужели всё это сделал он? А девочка? О ней в приказе ничего не было. Она-то совсем ребёнок. Кто она? Что делала у гитлеровцев? Почему она оказалась с этим мальчиком?
Когда Галя спросила Игоря о маме, он ответил:
— Не плачь, Галочка. Ну не плачь же, не плачь. И маму твою освободят.
Мальчик обошёл стол, ласково обнял девочку. И Гале стало сразу как-то спокойно. Она прижалась к его рукаву, который был продымлён и разорван. Что с того, что боец этот был мальчиком! Галя видела его в бою, верила в него и, всхлипнув раза два, перестала плакать.
Теперь в каюте, кроме мальчика и девочки, был только один военный моряк, может быть, командир этого небольшого корабля, а может быть, просто офицер. Игорь этого не знал, но тут же выяснилось, что моряк этот тоже ничего не знал об Игоре. Он мальчика не расспрашивал, понимая, видимо, что на войне разведчика расспрашивать не полагается, даже если разведчик этот ещё мальчик.
Игорь усадил Галочку в уголок дивана, и девочка, положив голову на кожаную спинку, уснула.
Офицер сказал:
— Нам сообщили только, что фамилия разведчика, которого надо вывезти с вражеской территории, Смирнов.
Игорь подтвердил:
— Точно. Смирнов.
Помолчали. Потом офицер сказал:
— Распространённая у вас фамилия. Вроде Иванов или Степанов. А я знаю одного Смирнова. Тоже смелый человек. Ну прямо отчаянный! У нас на корабле все прямо-таки поражались его храбрости.
23. Военная тайна
Катер шёл всё время неправильными зигзагами, чтобы уйти от снарядов, и потому берег приближался медленно.
Галочка спала, чуть раскрыв рот, разрумянившись, так безмятежно, что трудно было предположить, какие страшные часы и минуты пережила она совсем недавно.
Военный моряк протянул Игорю свою широкую ладонь и сказал:
— Познакомимся, товарищ Смирнов. Моя фамилия Шрабов, а зовут Миша.
Пожимая руку офицеру, Игорь подумал о том, что ему, пожалуй, впервые в эти дни говорят «вы» да ещё величают «товарищем Смирновым». И кто? Боевой офицер с усами, как у Чапаева! Игорю это было странно, непривычно, и он не мог понять, что для этого военного моряка он, Игорь, — герой-разведчик, бесстрашный воин, опытный боец, который помог выполнить операцию «Адмирал». Он-то, мальчик, был один, а вокруг Кельтенборна были сотни фашистских вояк. И победителем вышел этот мальчуган, худой, узкоплечий, безусый. Конечно же, ему можно говорить «вы» и называть как взрослого — «товарищ Смирнов».
— Так вот, — продолжал Шрабов, — ваш тёзка по фамилии несколько дней назад пришёл на канонерскую лодку. Журналист он, писатель. Я и не думал, что писатели могут быть такие молодые. Голова у него, правда, большая, но лицо толстощёкое, румяное, как у ребёнка, От силы ему можно дать лет семнадцать-восемнадцать.
Игорь насторожился и спросил:
— Белобрысый?
— А вы его знаете? — вопросом на вопрос ответил Шрабов.
