Молодой человек раскланялся и вышел.
— Дон Педро де Сильва, — продолжал консул, обращаясь к другому помощнику, стоявшему все время в передней, — вы тоже пойдете с нами.
«Стало быть, теперь четверо, — подумал про себя Джильпинг, — если только и итальянскому консулу не придет фантазия взять с собой провожатых».
Джильпинг и консул с доном Педро, в предшествии рассыльного, вышли из дома и направились к зданию Итальянского консульства. Итальянский консул не заставил себя ждать, но он явился в сопровождении двух здоровых молодцов.
Джильпинг пришел в ужас.
— Вот уже и шесть, — пробормотал он, — столько же, сколько и дикарей.
Его утешало только то, что ни у кого из этих людей не было на виду оружия, и он возложил надежду на ловкость нагарнуков.
Во всяком случае, дело очень усложнялось, и почтенный британец, не будучи театральным героем, начинал уже каяться, что дал себя впутать в чужую беду. Но отступать уже было поздно.
Благодаря обильным возлияниям митинг в общей зале «Восточной гостиницы» дошел до апогея. Все шумели, кричали, некоторые даже клевали носом, так что на вошедших никто не обратил внимания.
— Точно заседание парламента! — пошутил итальянский консул.
Опасаясь, что уединенная беседка внушит консулам подозрение, Джильпинг заметил вслух, что больного перенесли в беседку лишь на время праздников, так как его беспокоил шум.
Объяснение было весьма правдоподобное, и консулы доверчиво углубились в сад.
Подходя к беседке, Джильпинг призвал на помощь всю свою силу воли. Перед глазами у него мелькала миссис Джильпинг, дети и будущий его замок Воанго-Голль. Он постучал в дверь.
Коридорный отворил.
— Пожалуйте, господа! — сказал Джильпинг, пропуская гостей вперед.
Посетители, ничего не подозревая, вошли в комнату, слабо освещенную ночником. Коридорный ушел.
На постели неподвижно лежал какой-то человек.
— А ему, должно быть, очень плохо! — тихо заметил де Функаль.
— Должно быть, он спит. Перед моим уходом доктор давал ему какое-то лекарство. Подойдите к нему и поговорите с ним.
Барон подошел к кровати, а его спутники толпились сзади около него, побуждаемые любопытством. Таким образом, они совершенно не могли видеть, что делается в комнате.
Вдруг Джильпинг оглянулся и вздрогнул: по ковру, точно змеи, ползли пятеро нагарнуков.
— Ну, мой друг, — сказал ложный барон, наклоняясь над умирающим, — вы, кажется, хотели сделать завещание.
Под одеялом кто-то тихо шевельнулся. Все наклонились к постели.
В ту же минуту раздался грозный военный клич нагарнуков: «Вага!» Виллиго, как тигр, подпрыгнул на постели, схватил консула за горло, повалил на землю и сел на него. Прочие воины кинулись на спутников консула и тоже подмяли их под себя. Послышалось хрипение удушаемых.
— Черный Орел, — вступился Джильпинг, — не нужно убивать понапрасну.
— Нет, — возразил Виллиго, — если их пощадить, они опять примутся за то же. Их нельзя щадить.
— Узнаем по крайней мере, что сталось с нашими братьями.
— Для этого достаточно одного! — сказал Черный Орел.
Виллиго отпустил немного шею пленника, а когда тот опомнился, обратился к нему с приказанием:
— Только пикни — и ты погиб!
Пленник молчал.
Виллиго связал его по рукам и ногам. Пятеро остальных были уже трупами.
— В реку их! — скомандовал Черный Орел.
Нагарнуки взвалили себе на плечи каждый по одному трупу. Ярро текла недалеко, и скоро волны ее помчали трупы в море.
Затем Виллиго приступил к допросу пленника:
— Где трое белых, которые пришли к тебе в дом?
— Я не знаю, про кого вы говорите! — уклонился сыщик.
— Берегись! Ведь я и без тебя могу отыскать их.
— Зачем же тогда ты спрашиваешь меня о них?
— Чтобы знать, живы они или умерли.
— А если умерли?
— О! Тогда… тогда тебе будет завидна участь твоих спутников. Я привяжу тебя к столбу пыток и в течение трех лун буду мучить тебя беспощадно.
Сыщик слыхал кое-что о подобных пытках. У него выступил холодный пот.
— А если живы? — спросил он.
— Тогда решение твоей участи будет зависеть от них.
— О, бегите же скорее… туда… ко мне в дом… вот ключ… скорее… покуда они не задохлись.
Консул проговорил это слабым голосом и лишился чувств.
— Оставьте его так, — сказал Джильпинг. — Вы слышали: они могут задохнуться. Бежим скорее!
С этими словами он вынул из кармана у сыщика связку ключей.
— Коанук, оставайся здесь и стереги пленника! — приказал Черный Орел.
И все кинулись вон из гостиницы по направлению к дому Португальского консульства.
Но… уж не поздно ли было?
XI
Вернемся теперь к трем друзьям, так предательски захваченным в плен у португальского генерального консула.
Часы шли для них с убийственною медленностью. Около полуночи пленники успокоились и стали соображать свое положение. Канадец постучал кулаком во все четыре стены тесной темницы, и везде стены эти издавали глухой металлический звук.
— Негодяи отлично приняли свои меры, — сказал он наконец с невольным вздохом. — Мы засажены за железные стены.
— Теперь вы, я думаю, сами видите, Дик, что у нас нет больше никакой надежды! — заметил Оливье.
— Все написано в книге судеб, дорогой граф, — отвечал канадец, — и человек не может ничего предрешать. Замечу вам покуда лишь одно: разве мы не были еще в худшем положении, а между тем до сих пор оставались живы? Нет, я надеюсь на некую высшую волю, которая может, если захочет, обратить в ничто все козни врагов.
— А вы ручаетесь, что эта высшая воля захочет? — печально спросил Оливье.
— У меня есть какое-то невольное предчувствие.
— Ну скажите… ну разве есть у нас какое-нибудь средство к спасению?
— Сознаюсь, я не вижу никакого, но нужно принять в расчет разные посторонние обстоятельства. Мало ли, что еще может случиться. Поверьте, друзья, моему внутреннему убеждению: не здесь суждено нам окончить жизнь.
— Хорошо, постараюсь поверить. Но нет, это выше моих сил. Я не могу надеяться.
