— Таня, я очень уважал Николая Иваныча, — сказал Алик. — Но мне кажется, он слишком серьезно относился к Сбою и зря помешал вам с Нурланом.
— Это не твое дело, — холодно сказала Таня.
Алик прикусил язык. Ну какого черта? Зачем нужно было продолжать этот старый школьный спор — спустя без малого десять лет? Зачем он злит ее, словно мстит за обиду?
Но Таня, оказывается, совсем не сердилась.
— А ты помнишь, когда я впервые узнала про Сбой? Я тогда поссорилась с папой и убежала из дома. Помнишь Агапова? И драку? И как мы спорили потом?
— Летом тридцать четвертого, — кивнул Алик.
Тем летом город поздно расцвел сиренью. Белой ночью в старом саду мелькало голубое платье — Таня Шелест возвращалась домой. Она безжалостно лупила себя по ладони прохладной, упругой гроздью, и бледно-розовые лепестки звездочками сыпались на траву.
Ох, папа, папа… Для чего тебе надо было сначала избаловать дочку, как куклу, а потом сломать ей крылья…
Старый сад был опасно безлюден, полон тревожных шорохов. Вот опять ей почудились шаги за спиной.
— Кто здесь? — Таня резко обернулась.
Никого. Только вспорхнула ночная птица, испуганная резким окриком. Прижав к груди сумочку, Таня прибавила шаг. Впереди уже показались ворота. И тут быстрая тень двинулась ей наперерез.
— Куда торопимся, цыпа? — шепнул хриплый голос.
— Помогите! — отчаянно заорала Таня и бросилась бежать обратно по дорожке. Навстречу ей шагнуло трое. Один, невысокий и щуплый, щелчком отбросив папиросу, сказал:
— Шелест, ну чего ты орешь, как блажная?
— Котька?
Таня с облегчением остановилась и сделала обиженно-кокетливое лицо. Полезно иметь среди хулиганов бывшего одноклассника. К тому же влюбленного в нее по уши. В школе Котька на нее дохнуть не смел.
— Не много чести, Константин, пугать беззащитных девушек, — в меру холодно произнесла Таня.
— Девушки в такое время дома спят. А по улицам ходят одни шалавы. А, Тань? — серьезно ответил Котька и заглянул ей в глаза.
И тут Таня по-настоящему испугалась.
Котька был красивый парень, даром что ростом не вышел, — тонкие усики, кудрявый чуб из-под кепки. В блатном шике он знал толк. Но сейчас его лицо словно поплыло, стало масляным. Хорошая девочка Таня никогда не видела у мужчины такого взгляда. Инстинкт подсказал ей: здесь тебе не школа. Кокетничать с ним сейчас смертельно опасно. Надо держаться просто и уверенно. Как в книжках про охотников: зверь не должен почувствовать, что ты его боишься.
— Понимаешь, Костя, я поссорилась с папой, — честно сказала Таня. — Я все бродила, бродила, чтобы успокоиться… А теперь мне пора домой.
Шпана загоготала. Котька тоже улыбнулся, блеснув металлическим зубом.
— Ломаешься, Шелест. Все равно как копеечный пряник. Будто ты со своим узкоглазым не того? Ты попробуй, может и я на что сгожусь.
Жах! Пощечина хлестко пришлась ему по губам.
Котька шагнул назад, демонстративно сплевывая кровь.
— Зря ты так, Шелест, — процедил он.
— Эт-точно, — поддакнул один из дружков.
— Ну, теперь, фифа, огребешь по полной, — обрадовался другой, рыжий и щербатый.
Таня затравленно заметалась взглядом по лицам. Котька ее просто пугает, правда? Он ее не обидит, он ведь в нее влюблен. Хулиганы смотрели на нее безо всякого сочувствия. Они медленно сужали круг.
— Ну что, коза-дереза, присмирела? — усмехнулся Котька.
Таня попятилась, но отступать было некуда. Она гордо вскинула голову.
— Если ты меня хоть пальцем тронешь, я позову Нурлана.
— Да хоть самого товарища Кирова! — рассмеялся Котька и грубо скомкал подол ее платья.
— Нурлан!!
Таня отчаянно, во все горло закричала. Она понимала, что это глупо, что Нурлан не придет. Откуда ему здесь взяться? Когда все кончится — утоплюсь, подумала она, вяло уворачиваясь от слюнявых губ. И вдруг…
Упруго хлопнули по песку тенниски. Котька, отвернув голову, полетел прочь. А дальше все было как в кино. Ее рыцарь — красивый и смелый — одной левой раскидал всех врагов. Ну, не один конечно. Алька тоже молодец — выбил у щербатого нож. К Тане подскочила маленькая, модно стриженная брюнетка.
— Татка, где ты была? Мы тебя весь день искали. Пошли, пошли. Ребята справятся.
Таня дрожа прислонилась к холодной ограде. Лида Дьяченко гладила ее по руке. В саду стихали звуки драки. А потом из седого сумрака вынырнула белая рубашка. Бесшумной походкой охотника на тигров к воротам вышел Нурлан.
Таня хотела улыбнуться, но вместо этого расплакалась, как дура, как кисейная барышня. Нурлан осторожно обнял ее за плечи. Он говорил что-то утешительное, неуклюже гладя по волосам разбитой рукой. Его загорелая шея была горячей и липкой от пота. Таня подняла глаза и тут же зажмурилась: он был красив, как восточный принц. Нурлан может все, внезапно поверила Таня. Он спас ее от Котьки, спасет от любой напасти. И она разом вывалила ему на плечи свою самую страшную беду:
— Мой отец запретил нам с тобой встречаться. Что нам делать, Нурлан?
Увы, Нурлан промолчал. Он даже сразу отстранился от нее, пряча руки в карманах. Позади смущенно кашлянул Алик Логинов.
— Значит, Николай Иваныч тебя, так сказать, посвятил?
— Так вы… Вы все знали?! — Танин голос обиженно зазвенел.
— Не так давно, Татка, — сказала Лида. — Прости. Но твой папа должен был сам тебе все рассказать.
Шли молча. На улице было светло, как днем. В Фонтанке отражалось ясное небо. По набережной не спеша проехал новенький 'ЗИС'. Навстречу прошагал морячок. Извинился, попросил прикурить.
Спустились к воде. Лида ойкнула, поскользнувшись каблуком на булыжнике, и снова наступила неловкая тишина.
— Татка, да не бери в голову, — сказал наконец Алик. — Я со своим батей тоже поругался, когда он меня начал агитировать. Я, говорю, комсомолец. На дворе, говорю, двадцатый век, и я не верю во всякую поповщину и бабкины сказки. Сейчас не те времена, Татка, чтобы отец тебе указывал, с кем дружить. Я, конечно, уважаю Николая Иваныча, он мировой мужик, но все-таки очень старорежимный.
— Сам ты старорежимный, — оскорбилась Таня. — Просто… Я не понимаю. Папа, конечно, не врет. Но если это правда, то почему это тайна? Почему мы не проходили этого в школе?
— А по-моему, здорово, что у нас есть общая тайна, — мечтательно улыбнулась Лида.
— Тебе нравится воображать, что ты в чем-то выше других. Голубая кровь, — фыркнул Алик.
— Да причем здесь выше, ниже… Вот смотрите. Родители отправили нас в одну школу, в один класс. Они хотели, чтобы мы держались вместе. Но ведь мы могли и не подружиться. А мы сошлись, понятия не имея, кто мы такие. Нас словно тянуло друг к другу. Значит, в этом что-то есть? Представляете, завтра произойдет Сбой, мы проснемся — и окажется, что во всем мире победил коммунизм.
— Сдался мне такой коммунизм, — проворчал Алик. — Коммунизм я построю сам — вот этими руками.
И он сжал в кулак тонкие пальцы.
— Ой, умора, строитель! — хихикнула Лида. — Да ты умеешь только на пианино тренькать. И, между прочим, после Сбоя коммунизм тоже не даром достанется. Просто мы его там уже завоевали, а здесь еще нет.
— Коммунизм — это хорошо, — устало согласилась Таня. — Просто я не хочу быть племенной
