— А вы только представьте! — сказал картограф. — Мы запускаем двигатель, винты взревели, шхуна, с деферентом сорок пять градусов, поднимая двадцатиметровые волны несется в порт, и уже в полдень, спящий Тиру будят сторожевые пушки, возвещая о прибытии легендарного цесариуса!
— Но это же не возможно, месье Рум. Максимум, того, что может двигатель…
— Знаю-знаю… но подумайте: слава старшего механика Курда Острояни переживет многие, многие поколения. Про капитана Женьо — напишут песни. Фамилия Рум — станет именем нарицательным, так назовут все нерешительное, губящее. О том как он, по прибытию, переодетый женщиной, бежал от суда в оазис пустыни Сухани и застрелился, вытанцовывая голышом на столе борделя 'Не мираж!', — ученики пятых классов будут писать в школьных изложениях.
— Вы разрешите господа? — раздался громкий голос капитана Женьо.
Разговоры смолкли. Старшие поднялись с кресел, почтительно понурили головы. Константин зевнул, положил кулаки на стол, уперся в них подбородком; безразличный взгляд вычитывал еле заметные слова на коньячной этикетке. Вспомнил, что хотел покурить, нащупал трубку во внутреннем кармане кителя.
— Благодарю друзья, иного от вас и не ожидал, — значительно произнес капитан. Презрительно посмотрел на картографа, покусал нижнюю губу и продолжил:
— Я не сам зашел сюда господа! Меня принес ветер перемен…
Чиркнула спичка, картограф сделал затяжку и сразу закашлял.
— Где-то далеко, где нет солнца, — раздражаясь говорил капитан, — где не родит земля, и вода не утоляет жажду, в тех безнадежных краях — злые и ленивые прятали веер надежды. Рано или поздно он оказался бы в руках честных слуг народа, и это понимали враги человеческие.
Картограф от кашля начал захлебываться.
— Понимали, но не уберегли! — почти крикнул Женьо. — Смелым и сильным сопутствует удача! До часа ликования миг, но и море не всегда гладко, и не всякая птица летает, и снег увы не весь бел! Нашелся перевертыш и в нашем светлом союзе. Он поджог ларец с веером драгоценным, думал сгинет надежда с пеплом, с памятью о светлых хранителях, и о цели их великой. Разлетится, канет в пучине морской…
Константин поднялся придерживая рот кулаком обошел сгорбленных, похожих на пингвинов 'старших', и вышел из зала.
В коридоре, упершись рукой в стену кашлял еще несколько минут.
'Никуда не годится… раньше это было просто вредно, а теперь еще и больно… Весь табак в воду… сегодня же! Нет, сегодня трудный день… Веер надежды… Это конечно прекрасно… — Потянул за цепочку, достал из кармана часы, поднял к свету. — Ну что 'Цесариус' — твои последние мили. Нет, еще пол часа'.
— Месье Константин, — услышал он за спиной.
Повернулся, от долгого кашля глаза прослезились, и фигура человека была размытой.
— Я помощник старшего оформителя, месье Константин. У меня к Вам дело.
— Александр, кажется?
— Александр Бец, месье.
— Да-да… Что у Вас Александр?
— Вторник месье. Нам нужен новый определитель. Капитан Женьо сделал сегодня много распоряжений… а нам ничего не сказал…
— Не сказал?
— Нет, а уже время. Нам сделают выговор. Что будем писать? месье Константин.
— Правду.
— Правду? Это как?
— Формуляр зачета с собой?
— Да.
— Давай.
Помощник раскрыл перед картографом папку, в ней был почти заполненный бланк, только графы: 'название судна' и 'определитель' были пусты. Быстро и неряшливо картограф нацарапал 'Цесариус…' Поставил дату и подпись.
Константин вернулся в зал; тут ничего не изменилось: капитан все еще проповедовал, старшие не садились, внимали старательно, потупив головы. На цыпочках, чтобы не мешать картограф подобрался к своему столику, и тут ни с того ни с сего с шумом плюхнулся в кресло, хлопнул в ладошки, потер одну об другую, взял в руки бутылку коньяка, громко процедив сквозь зубы слюни, крякнул. Капитан замолчал, старшие повернули лица к Константину. Рюмки зазвенели. Картограф наполнял неаккуратно, то и дело задевал горлышком бутылки. Насвистывая какой-то мотивчик, поднес рюмку ко рту, вдруг замер, оглянулся по сторонам, с деланным испугом, моргая, стал заглядывать в глаза окружающим.
Смотритель не сдержался: улыбка все-таки проскользнула на сосредоточенном лице. Испугался, что засмеется, сжал челюсти, сильно втянул носом воздух и повернулся к капитану. Его примеру последовали остальные.
Капитан чуть мотнул головой, ухмыльнулся и продолжил:
— Да… Враг наступал; хрустела под черной подошвой сухая трава. Не спал мудрый принц в своей башне, не спали и стражи на границах империи. Ждали ветра корабли в морях, ждали писем влюбленные, отрешенно смотрел трудяга Мук на свою мельницу.
Но выпал веер надежды из дрожащих рук предателя. Вырвалась пыль, из под чуда-веера, понеслась с ветром по миру. Полетел огонь по полям: спалил темное войско, вдохнули паруса, вспорхнули письма к влюбленным, закрутилась мельница. Залетел ветер перемен и к нам, разбудил мысли мои, и принес сюда! К вам, друзья! К вам! — Восторженно он растопырил руки, будто хотел обнять сразу всех, устремил светлый взор вверх.
'Старшие' зааплодировали.
— Превосходно!
— Браво капитан!
Некоторые заплакали.
— Это что-то не земное!
— Это чудо-переплетение тела, души и искусства!
Капитан опустил руки, нашел взглядом механика, бодро подмигнул и спросил:
— Ну что, месье Курд, пора доставать козыря из рукавов! Вы готовы?
— С нетерпением ждем приказа, капитан! — Все сказанное он попытался выразить мимикой.
— Это очень много значит для меня, мой друг. Нас всех еще ждет проверка. Ваша, только что миновала. Примите поздравления! Такой выдержки хватило бы на нас всех! Через пол часа, по моему приказу… — Вскользь посмотрев на картографа, — тот приподнимал и опускал голову на кулаки, что лежали на столе, — недовольно скривился, и продолжил:
— Но это далеко не все, друзья. Теперь от каждого, я стану требовать максимум выдержки и самоотдачи. Сегодня начал с кадровых перестановок. Как вам уже известно: господин Рум отстранен. Он допустил ряд непростительных ошибок, и намеренных нарушений. Все они зафиксированы корабельным учетчиком и в свое время комиссия с ними ознакомятся.
Перестановки коснулись так же второго отдела статистической погрешности, угловиков, и исполнительного звена первой лаборатории. Я наделил их дополнительными обязанностями, урезал заработную плату, в перспективе будут уменьшены пенсионные льготы. Да друзья, самому неприятно, но это вынужденная мера. Эти реформы задуманы давно, и сейчас, тот самый момент, когда…
Константин сам не заметил, как задремал, тело повело в сторону, голова качнулась, просыпаясь он непроизвольно дернул ее вверх, хрустнули позвонки, заболели.
— Поздравляем!!! — кричали 'старшие' хором. — Поздравляем!!
Картограф протирая воспаленные глаза, посмотрел по сторонам, силясь понять, где находится.
— Мы ликуем с вами барон!
'Приплыли что ли?' — Напротив Константина несколько слабо освещенных лиц в профиль, и затылки, затылки… нет, это не ему.
— Приплыли, — прошептал картограф, тихо посмеиваясь над своим же нелепым предположением.
