этого боялся, уговаривал себя: Это легкий флирт, игра. Все быстро исчезнет, легко забудется… А теперь?.. Если бы она не давала повод, думать, что между нами что-то есть, не давала бы надежду, не смотрела бы так… может, ничего бы этого и не было? Или было бы? Может, от судьбы не спрятаться, и как ни крути?.. Нет… Нет… Зачем это делаю? Зачем простое объясняю сложным и путанным? Конечно влюбился бы! Не при чем тут судьба… Просто, таких женщин нельзя ни любить. Если проще, — то у нее правильные черты лица и фигура в моем вкусе… Если еще проще, — даже, не только в моем, а вообще… фигура женщины готовой выносить 'полноценного гражданина'… Если, совсем просто, — то в кого здесь, еще, можно влюбиться? — одна на сто верст вокруг: и в статую влюбишься.
Мда… Что-то я слишком упростил. Все не так. Еще не видел ее, и уже знал, что люблю. И фигура не при чем, и лицо и голос, все не при чем… Пусть станет толстой и некрасивой, пусть… Так, даже лучше! Чтобы они не смотрели на нее так… Один я буду знать, какая она на самом деле, и никому не отдам… Моя родная душа. Как говорит Тая: 'Моя половинка'.
Антон дернул меня за плечо, тихо спросил: — Будешь?
— Да. Налей полный.
— Полный?.. Как скажешь…
А потом она выйдет замуж за Сергея. Будни, быт. Появятся дети, седина, скандалы, измены.
Иногда — раз в месяц, или в пол года, на какой-нибудь пошленький праздник, к ним в гости приходит несчастный одиночка со взглядом побитой собаки. Приходит на правах друга, хотя прав этих у него давно нет. Делает вид, что увлечен беседой с кем-то из приглашенных, а на самом деле просто ждет. Ждет, когда она выйдет из кухни, чтобы унести грязные тарелки, принести очередное блюдо, или…
Она не любит встречаться с ним взглядом, давно ничего не чувствует к этому человеку, ничего, кроме жалости и презрения. Он это знает, но приходит; он не может ни приходить. Старается не обременять ее своим присутствием: тайно, украдкой любуется ее глазами, улыбкой, смехом, но скоро и это кончится. Люди догадываются, смеются с него, даже друг, наверное, знает, но пока молчит. Может, жалеет, а может…
Гости расходятся, и он (тот несчастный) просит ее, что-нибудь спеть. Она берет в руки гитару, и он не может слушать. Идет курить на лоджию или на лестницу, или снимает с вешалки куртку и бежит на улицу — туда где никто не увидит его слез, стыда и горя.
Саша пела песню про еврейского портного:
'Было время, были силы, да уже не то
Годы волосы скосили, вытерли мое пальто…'
Я почувствовал, как из глаз потекли слезы, опустил голову вытер ладонью. Мне не стыдно — Игорь вон, тоже плачет, да и Сергей носом хлюпает.
Рассветало, собрались ложиться. На какое-то время мы с Сергеем остались одни. Он хотел встать, но я остановил:
— Присядь… Я хочу спросить…
Может, покажусь не искренним, но в этот момент, и о нем думаю тоже, может, даже больше, чем о себе. Понимаю, если и не я, то, кто-то другой. Она не будет верной женой. Он к этому готов? Он это переживет?
— Скажи друг, ты точно решил жениться?
— Конечно.
— Ты без нее уже не сможешь?..
— Мне было бы плохо.
— А если она не умеет готовить?
— Разведусь, да и все.
Сергей засмеялся, сел на соседний стул, что ближе ко мне.
— А измену простишь? — спрашиваю.
— Себе или ей?
— Будь серьезней.
— Где?
— Ну ответь.
— Каким?
— Когда люди любят, то прощают все, даже измены. Ты тоже так считаешь?
— Кто ж такие вопросы ночью задает?.. Ладно… Трудно сказать. Я бы задумался. Ну а ты? Сам-то ведь не такой. Ты Машку простил?
— Я другое дело. — говорю. — Я не о том хотел вообще… Может ты подождешь с этим, — а? Подождать… Может это не то?.. Мне, кажется, ты ее совсем не знаешь. А вдруг измена… и что тогда? В петлю полезешь?
— Ну зачем у тебя все так грустно? Убью вместе с любовником. А потом, найду другую…
— Убьешь?
— А что, смотреть на них.
— Еще водки? — спрашиваю.
— Давай.
Налил.
— Хороших снов, — говорю.
— Спокойной ночи!
22
Когда я встал, все еще спали. Все кто ложились. Игорь всю ночь играл на гитаре, но не пел: так, что- то подвывал. Я узнавал некоторые мотивы. Наверное он запомнил аккорды, или умеет их подбирать, но я услышал много из того, что играла Саша.
Я просыпался несколько раз, выходил курить. Казалось, белорус меня стесняется, всегда начинал играть что-то другое.
— Зачем? Играй то… У тебя хорошо получается.
— Очень плохо…
— Сыграй портного…
— Я сыграю 'Doors', про девушку, которая живет на улице любви. Хочешь?
— Валяй…
Ревнует ко мне ее музыку? Может и он, тоже?..
Встал я рано — Игоря не было. Обеспокоился сначала, но напрасно. Потом заметил: спиннинга одного, тоже нет, и чемоданчика с блеснами. 'Ну, что ж — удачи. Может сегодня, наконец, настоящей ухи отведаем?' Подумал об ухе, аж слюну сглотнул.
На столе — Сашина косметика, рядом зеркальце. Посмотрелся, провел ладонью по щетине. Надо привести себя в порядок.
Залез в палатку, нашел свою сумку, взял шампунь, мочалку, бритву, в общем решил основательно собой заняться.
Через пол часа — я в полном порядке. Специально, поставил воду на медленный огонь. Потихоньку из палатки стали выползать сморщенные люди; на пороге их встречал элегантный и красивый я, в черных матовых туфлях, черных брюках, голубой рубашке и черном галстуке (галстук Игоря), с чашечкой ароматного кофе на пластиковом блюдце.
Первый — Антон:
— Кофе — отлично! Я конечно ждал, что ты в постель подашь… Ой, а что у тебя с лицом?
— Просто выспался.
— Ты спал на нождачке, возле включенной бензопилы?
— Это вместо спасибо?
Бородач забрал кофе: — Береги себя.
Саша:
