Я привязал веревку от носа лодки к руке, прыгнул в воду. Думал, неглубоко, но тут метров пять. Под нами дерево: огромное, ветвистое. Как здесь оказалось? Каким ураганом занесло? Тройник впился в толстую, мясистую ветку одним крючком, и двумя проткнул кисть Антона. Зашел так плотно, что его не видно, никак не зацепиться.
Поднялся, набрать воздуха. Сзади Игорь — дернул за плечо:
— Ныряем, ломаем у основания, — протараторил, пытаясь отдышаться. — Уперлись ногами в ствол и тянем вверх. Вперед…
Вперед, так вперед… Дернули вчетвером, одновременно, потом еще, еще… С третьего раза — треснула, с пятого отломалась.
Сергей сидел на веслах, Игорь, по ходу пытался запустить Антону сердце, мы с Сашей плыли сзади.
На берегу трясли его вверх тормашками, делали искусственное дыхание рот в рот, давили на грудь, опять трясли… Долго. Я не верил что очухается, думал, прошел час, или два, или… Но он вдруг закашлял, попробовал перевернуться, но не пустила прибитая к руке ветка. Помогли перевернуться на другой бок. Открыл глаза, дышит, что-то прошептал
— Что? — улыбаясь спросил Игорь.
— В гробу я видел такую рыбалку, — сказал Антон уже громче, сильно закашлял.
— Не понравилось? Плохо клевало? Это все давление… Вот завтра с утра…
— Звиздец — сказал Антон, но улыбнулся.
Мы засмеялись, Саша сквозь слезы. Все перенервничали, отойдем не скоро; я очень, очень, очень… хочу водки!
Неприятно смотреть на кровь и крючки, морщился от каждого скрипа надфиля (это такой маленький напильник). Антону, кажется, все равно, совсем пришел в себя, спокойно давал советы, как лучше подступиться к тройнику. Пробовал даже пилить сам, но ему неудобно, опять передал надфиль Игорю. Минут через десять первый крючок сдался, но его пока не тронули, взялись за второй.
Антон рассказывал о своем маленьком приключении. Про то как тщательно искал место, про то как долго учился бросать, про то как стало получаться, и вот свершилось — удар и спиннинг приятно изогнулся. Минута — незабываемого абсолютного счастья. Вдохновенно он крутит катушку, ощущая, как там, на конце шнура отчаянно борется сильное, но обреченное нЕчто. Но ошибся — бывает. Ветка, которую зацепил, слегка изгибалась, и когда ее пружинило назад, казалось, под водой действительно сопротивляется 'что-то не реальное, фантастическое что-то'. И какое же было разочарования, когда подплыл и отчетливо увидел под водой, в метре от поверхности — корягу и впившееся ей в глотку 'оружие возмездия'. Если с силой тянуть за шнур, то ветка поддавалась, казалось, еще немного и до блесны можно будет дотянуться и отцепить. И он тянулся, тянулся, тянулся и дотянулся…. Для этого ему даже пришлось засунуть голову в воду; лодку качнуло, он неловко дернулся, и… Крючки впились в ладонь, ветку отпружинило; Антон инстинктивно потянулся за своей болью, скоро оказался в воде. А дальше… дальше паника, ужас и редкие глотки воздуха.
— Готово, — сказал Игорь.
Антон отцепил руку от ветки: — Больно.
— Это еще не больно, — успокоил Игорь. — Сейчас будет самое интересное.
Он взял плоскогубцы, сказал нам: — Держите ему руку. Может, отвернешься, капитан?
— Шутишь? Я врач.
— Извини. Может, отвернешься, врач?
Игорь взялся пассатижами за острие крючка: — Как говорил мне один дядя в халате: 'Я еще ничего, не делаю; я только померяю зубик'. Антон застонал, чуть не сжал кисть, но мы держали.
— Я его не знал, — сказал Антон, — Я бы ему не позволил… мммм…
— Не ври, все вы покрываете друг-друга. Оттяпаем лапу, злодею эскулапу!
Игорь быстро вытащил оба крючка: — Все. Следующий.
— Такая маленькая ранка, — сказала Саша, — и такая опасная.
Игорь, снял с лица носовой платок (импровизированная марлевая повязка), снял задом на перед одетую рубашку, попросил полить ему; вытирая руки, деловым тоном сказал: — Постельный режим, половое воздержание, и много всяких таблеток. Заходите в аптеку, и по правую руку от двери до кассы, все полки — ваши. Запомните, или записать наименования? И поменьше жидкости, избегайте жидкости… в любом виде. И думайте о хорошем, о рыбалке, о дайвинге, о кораллах, о Синдбаде-Мореходе, о…
— На вокзал можно… — сказал Сергей фразу, кажется из какого-то фильма.
— Да, — согласился Игорь, после некоторых раздумий.
Саша протерла рану водкой, залепила пластырем, намотала бинт:
— Антон, не рыбачь больше, не твое это.
— Сашенька — веришь? Никогда!..
Потом он встал из-за стола, качнулся, озабоченно сказал:.
— Будем надеяться, что отека легких не будет. Такое бывает, когда откачивают. Поглядим.
— Куда собрался? — спросила Саша.
— Могут быть у меня секреты, — реагировал Антон. Направился в строну туалета.
— Вот, где он хранит свои секреты, — говорю.
Игорь взял в руки покалеченную блесну: — Да, — сказал печально, — славный путь — пятнадцать щук, шесть судаков, и один не пойманный сом.
— Вроде, было пять судаков? — возражаю.
Игорь загадочно подмигнул: — С Антоном — шесть.
А потом пошел дождь. Игорь убирал со стола свои рыбацкие причиндалы, Сергей снимал одеяло с веревки, Саша спряталась в палатку, я взял соперку; меня посетило озарение, решил прокопать вокруг палатки канавку, чтоб вода со склона уходила в нее.
Вернулся Антон, сел на мокрый разборной стул, взгляд уперся в землю, поддерживал перебинтованной рукой здоровую.
— Чего ты там, Антон — крикнула Саша. — Иди в палатку… Ты что, такой дождь?!.
— Он думает, что теперь неуязвим, — говорю.
Дождь пошел сильнее, я бросил лопату, забежал под навес к Игорю, Сергей в палатке с Сашей, капитан не двинулся с места.
Саша настаивала:
— Антон, иди сейчас же в палатку!
— Зачем, — говорю, — у него так жабры быстрее растут.
Дождь еще сильнее, на землю падали мелкие градины.
— Чертов мокрец, — смеясь, сказал Игорь. — Капитан, не боишься очковой болезни?
— Ни фига ему не будет, — сказал Сергей. — У него отец — подводник.
Саша не выдержала, побежала к Антону, но вдруг поскользнулась, упала в лужу. Мы с Игорем рванулись к ней, помочь.
— Вот дурак, из-за тебя упала, — крикнула Саша.
Антон никак не отреагировал. Странно. Я мимо Саши, сразу к нему. Ей Игорь поможет.
— Антоха, тебе плохо! — спрашиваю. Попробовал, поднять за локоть, он отдернулся, заверещал:
— Не надо! Не надо, — согнулся, будто болит живот, застонал.
— Что с тобой?
— Рука…
— Пройдет, твоя рука, там ничего страшного, — говорю. — Ты ж сам врач…
Он поднял голову, вгляделся мне в глаза. Лицо у него, совсем бледное, и яркие алые пятна на щеках.
— Я руку сломал, — простонал еле слышно.
— Да нет, — говорю, — вроде целая…
