увеличивает его мышечный тонус, что через несколько минут после процедуры кожа его высыхает и он начинает энергично двигаться. У него активизируется сосательный рефлекс. Но ведь младенец появляется на свет при температуре, которая и так гораздо ниже, чем в организме матери. Зачем же еще дополнительно охлаждать его? Действительно, до рождения человек развивается в условиях теплового комфорта — при постоянной температуре около 37 градусов. И рождение его сопряжено с резким перепадом температуры окружающей среды. Этот перепад эволюционно закреплен не только у людей, но и у всех млекопитающих (а у морских он еще больше). Но природа ошибок не делает. Значит, холодовый стресс новорожденному необходим! Чем сильнее снижается температура окружающей среды, тем сильнее становится мышечная активность ребенка. А это очень важный фактор. Так родилась идея раннего — с первых моментов жизни — закаливания ребенка. Сегодня 2—3- дневные малыши, которых их мамы и папы без малейшего страха окунают в прорубь, уже никого не удивляют. И растут эти малыши настолько здоровыми, веселыми и спокойными, что… Впрочем, мы увлеклись — закаливание новорожденных — тема одной из следующих глав. Прочитали мы эту главу и подумали: а не многовато ли в ней категоричных утверждений, советов? По себе знаем: большинство людей этого ох как не любят. И правильно. Поэтому мы решили сами больше никого ничему в этой главе не учить. Пусть о том, как их малыши появились на свет, просто расскажут обычные мамочки. Что они помнят о первой встрече со своими малышами?.. Лена: Ну вот, привез меня Игорь, муж, в роддом. Поздно уже. Темно. Он вещи мне отдал и уехал. А я осталась. И так мне стало страшно!.. Вот, думаю, бросили меня все… на произвол судьбы. А мне больше всего на свете в те часы хотелось даже не того, чтобы болеть перестало — просто, чтобы хоть кто-нибудь ко мне участие проявил. Сказал что-нибудь. Совершенно я была не в состоянии находиться одна. Помню, все выходила в коридор — в надежде, что какая-нибудь медсестра на меня обратит внимание и я ей расскажу о своих ощущениях, а она мне что-нибудь ответит, мы с ней поговорим… А меня привели в палату, где стояло 12 кроватей — совершенно черных. Они все были не застелены, с черными матрасами и черными подушками. Дали наволочку. Сказали: «Спи». Выключили свет. Как потом оказалось, я рано приехала, схваток еще не было. Я посмотрела вокруг: за окном темно, только какой-то очень одинокий фонарь, в палате темно, кругом все черное. Стра-а-шно!.. Легла и стала реветь. Лежу и реву, очень уж одиноко. Вдруг внутри у меня что-то словно взорвалось и потекло. Что?.. Почему?.. Ничего не понятно. Никто не приходит. Никто ничего не объясняет. Наконец утром пришли врачи, посмотрели меня перед сменой — у них с восьми до девяти пересменка. А я, вроде как, рожать уже всерьез надумала. По лицам вижу: мешаю я им. Пересменка ведь. Стыдно мне стало, до того стыдно, что я в 8.00 на стол легла, а в 8.17 родила Арину. И так я от всего этого устала, что даже плач ее меня ни капельки не трогал. Ее врачи там вешают- меряют, она ревет, а мне вроде и все равно. Я им позволила (внутренне позволила) ее забрать и распоряжаться ею по своему усмотрению. Еще я ужасно боялась разрезов — мама мне говорила, что обязательно будут резать. И я все время думала: как они теперь будут меня зашивать… Я много лет думала, представляла, как это будет, когда у меня родится малыш и я буду мамой. Просто уверена была, что буду безумно счастлива в эти минуты, такие меня будут переполнять чувства… И вдруг — практически никаких чувств. Разве что страх. И ведь не делали со мной там ничего особенно-то плохого: и роды вроде несложные были, и врачи на меня не кричали, никто меня не оскорблял, не обижал. Они честно делали свое дело, но… понимаете, во всем этом деле не было Души! Они низвели процесс появления моей малышки на свет до просто боли и борьбы с этой болью — на чисто физическом уровне. И никаких эмоций. А для меня почему-то самым важным было ни в коем случае не кричать во время родов — такой вот пунктик. Очень я гордилась, что вот все кричат, а я — нет. Два дня после родов я ходила в буквальном смысле слова «по стеночке», меня качало от слабости. То, что в роддоме из родов забирают душу, мне кажется, лишает женщину какой-то очень важной энергетической поддержки, подпитки. Не в чем черпать силы. Никогда больше в жизни — ни до того, ни после — я так отвратительно себя не чувствовала. Да еще этот режим роддомовский, когда все по расписанию, все для удобства их, а ни в коем случае не твоего. Мне кажется, я там и не спала толком. В час ложились, в пять утра поднимали на процедуры. Я пришла домой с единственным желанием: спать! Поэтому, когда мне Арину принесли в первый раз кормить, я, конечно же, была счастлива… но—в меру. И еще: за восемь дней, которые я так пролежала (у меня поднялась температура, и я лежала дольше, чем другие), я ни разу не подошла к детской палате, чтобы попереживать: как там она? Приносили, брала, кормила, отдавала, и вроде как достаточно. А могла ведь в ту палату заглянуть, подсмотреть… Меня там настолько вымотали, что я была просто не в состоянии о ком-то еще заботиться, думать. Только когда я родила потом Гришу — дома, я вдруг поняла: какой же кошмар, когда ребенка вот так уносят от тебя! Как же они все это переживают там? Только что ты был с мамой одно целое, и вдруг взяли чужие руки, унесли куда-то… Кто?.. Куда уносят?.. Почему мама молчит, разрешает забрать?.. Я больше ей не нужна?.. Теперь я понимаю: она ведь чувствовала, что мне совершенно не до нее в этом роддоме. Она плакала… Тогда мне казалось, что это нормально, все дети плачут. А это она меня звала, плохо ей было. Я опять скажу: никто ничего плохого мне там не делал. И врачи были хорошие. Плохие, наверное, кричали бы, хорошие — нет. Но и самым хорошим из них настолько безразличны вы и ваш ребенок. Они знают только, что женщина родила в срок и при этом все остались живы и относительно здоровы. Одно физическое тело производит другое физическое тело, и надо, чтобы это производство прошло нормально. Все. Никаких эмоций. Работаем. Того, ради чего в общем-то и появляется новая жизнь, — Души — нет. Давно и безвозвратно утеряно. Какой же любви мы ждем потом от наших детей? Энергетика на нуле, а подпитки нет. А вот Гришу я рожала дома… Примечание: Гришу рожали вместе с одним из авторов, с Юлей Железновой. Поэтому не вмешаться в последующий разговор она просто не могла. Лена. Так вот, Гришу я рожала дома, и это был такой кайф!.. Все, что я теряла в процессе родов, — силы, энергию, вы мне тут же возмещали сполна, с лихвой. И все мы были вместе настолько, что даже описать сложно. Единение полное. Юля. Да! А ты помнишь, как мы все обнимались, когда (Гриша родился? Нет? Мы все трое обнялись, было здорово!.. Лена. Да, ты сказала, и я вспомнила. Юля. Вообще мне твои роды помнятся как песня… в (нашем общем исполнении. Трио. Лена. А Гришка, когда родился, он так на нас смотрел… мы и не устали тогда совсем… Юля. У меня первые роды тоже были роддомовские, вторые — домашние. И для меня это — два разных события в жизни. Связанные, разумеется, общими физиологическими признаками, но — совершенно разные. И так жаль с позиций сегодняшнего понимания всего Борю — первого!.. — ему не досталось очень многих важных вещей в самом начале жизни. Любви. И радости. И ему. И мне. Нам обоим. А теперь еще одна история. Ее рассказывают мама и бабушка. (Помните, мы говорили о «новых бабушках». Гак вот, Светлана Михайловна — одна из них.) Итак, Светлана Михайловна: Когда дочка сказала, что будет рожать дома, я, честно говоря, испугалась. Стала приводить всякие доводы — опасно, мол, а вдруг что-нибудь случится? Опять же — не стерильно и «ты можешь в момент родов испугаться, что тогда?» В ответ услышала: «Мама, в твоем представлении роды — это как приступ эпилепсии: женщина в ужасе кричит, а все должны бежать ее спасать!» Да, примерно так у меня лично и было. Психологически я к своим родам не была готова. Единственным, что сообщили мне в консультации,
