Это фирменный знак завода, огромной корпорации, производящей эти машины. Она называется именем прекрасной девушки, отец которой и создал этот огромный «концерн», так это будет называться в этом времени, замечательное имя, вслушайтесь «Мер-се-дес». Так и будут называть эту машину. О, потом это имя станет нарицательным и специфическим признаком богатых людей. Но это сейчас нам не надо. Давайте наблюдать за происходящим.
В машине находилось четыре человека, двое мужчин сидели впереди, мужчина и женщина сзади. Между четерьмя пассажирами этого чуда техники шёл разговор.
— Послушай меня, не надо так быстро ехать. Я, конечно понимаю, что ты хороший водитель и давно за рулём, но ведь ты здесь не один и отвечаешь за наши жизни, — молодая женщина обращалась к мужчине, сидящему впереди, — тем более, я чувствую, твоё лихачество не доведёт до добра. Ещё, я чувствую, просто ощущаю всей кожей и душой присутствие самой госпожи Смерти, она заинтеросовалась нами и это совсем некстати.
— Что ты каркаешь под руку, надоела уже бреднями о своих предчувствиях, — буркнул мужчина, сидящий рядом с водителем и ещё что-то пробормотал себе под нос.
— Я прекрасно знаю, ничто не стимулирует мужчину сильнее, чем брошенный ему вызов. Но слушай, неужели ты не можешь успокоиться? Для чего, скажи, для чего мчаться, как угорелому? Я понимаю, машина классная, крутая, но мы-то здесь при чём, если тебе на себя наплевать? — молодая женщина поправила голову мужчины, сидевшего с ней рядом и дремавшего на её плече.
— Я не понял, что ты завелась? Новая тачка, дорога, как скатерть, что ещё надо?: Сиди себе и помалкивай, — сосед водителя недовольно поморщился.
— Я уже незнаю, как вам объяснять, на этой трассе надо быть более спокойным, здесь правят эгрегоры, которые питаются жертвами автокатстроф, чем больше погибших, тем им лучше. Я чувствую их, как никогда раньше, они явно давят на нас и тебя в шею толкают, заводят. Ничто так не стимулирует магические способности, как явное внимание дьявола. А ты, дурак, поддаёшься их давлению, — женщина тронула водителя за плечо.
— Эра, твоя одержимая тяга к сверхестествененому, к этим оккультным бредням у меня уже в печёнках сидит. Ты достала уже, поменьше читай всякой белиберды, которую пишут всякие придурки. Есть бог, нету бога, есть дьявол, нету? Какая разница, в этой жизни всё зависит от нас самих. Какая энергия, какие эгрегоры, что ты мелешь всякую чушь? Бред какой-то, кому нужна наша энергия, кроме нас самих. Ты посмотри вокруг, да над тобой уже чуть ли не смеются, ты всё в облаках витаешь, а жизнь одна. Ты только позоришься и его на посмешище выставляешь, люди над тобой смеются и над твоими бреднями, — водитель кивнул головой на дремавшего соседа женщины, тот что-то пробурчал и откинулся на спинку сиденья.
Водитель и его сосед переглянулись и засмеялись с лёгкой ноткой иронии.
— Вы два идиота, но видит бог, я сделала всё, что могла и как могла пыталась вас уговорить. Радиоволны мы тоже не видим, но это не говорит что их нет. В моём сердце нет обиды на вас, хотя вы потешались надо мной и моими способностями. У чистого сердца есть одно желание, чтобы господь простил вас и по возможности, принял ваши души под свои покровы. Я прошу, чтобы в этой катастрофе провидение помогло мне и мужу остаться в живых, ибо видит бог, я взывала к твоему разуму. Не получится помочь тому, кто не хочет помочь себе сам. А вам, дорогие спутники, весело потешавшимся над моими предчувствиями, могу сказать только одно «каждая нахальная смерть должна учить вас до тех пор, пока свою очередную жизнь вы не проживёте идеально». А господь, верю, услышал меня.
Женщина перекрестилась, перекрестила своего соседа и откинулась на спинку сиденья. Закрыв глаза, она что-то шептала, шевеля губами, очевидно смирившись с неизбежным.
— Хватит, надоела, вот-вот, лучше помолчи и музыку послушай, — резким тоном сказал водитель.
Он нажал какую-то маленькую кнопку, чуть ниже руля, в машине зазвучала музыка, удивительно нежная и мелодичная.
— Юлиан, Эра и есть моя избранная?
— Да, юноша, ваша подопечная вполне достойна внимания. Вот только убедительности ей пока не хватает, но это только пока, вы поможете ей увереннее вести себя в будущем.
Генри пригляделся к молодой женщине. Золотистые, кудрявые волосы, мягкой волной обрамляли её привлекательное лицо. Лёгкий румянец щёк и подрагивание век говорили о том, что она не спит. На шее билась жилка, показывая спокойный пульс Эры, не смотря на то, что беседа явно вывела её из равновесия. Но было видно, она довольно легко взяла себя в руки и расслабила тело полностью.
— Вы правы, она расслабилась и думает о том, чтобы при аварии ничего не сломать. Она молиться, читая те молитвы, которые знает на сегодняшний день, — ответил Юлиан.
— Авария? Что за авария? — недоумевал Генри.
— Смотрите, — Юлиан кивнул на машину.
Генри, как будто, снова оказался в машине и посмотрел на Эру. И тут она открыла глаза, словно видела и чувствовала его присутствие. Генри опешил, её взгляд был направлен прямо в его глаза. Глаза молодой женщины, цвета небесной сини, с золотистыми прожилками, словно подсвеченные изнутри чистым источником света, были полны душевной боли от предчувствия непоправимого. «Не оставляй меня, господи» прошептали её губы. Она протянула руку, маленькую, как у ребёнка и сжала большую, крепкую ладонь своего соседа.
Тут всё и началось. Машина вздрогнула, что-то хрустнуло, левое заднее колесо оторвалось. Машина закрутилась волчком, её левая и правая стороны мелькали перед глазами Генри, потом она словно подпрыгнула, отскачила к краю дороги, задержалась мгновенье и стала падать с дороги вниз. Переворачиваясь с колёс на крышу, она докатилась до опушки леса и остановилась. Всё произошло стремительно, за несколько секунд, Генри едва успел моргнуть, переводя дыхание. Ошарашенный проишедшим, он, молча, повернулся к Юлиану. Тот, не обращая внимания на своего ученика, стоял, руки навесу, как будто что-то поддерживал.
— Что вы делаете? — едва выдавил из себя Генри.
— Ах, да, это сила привычки, — Юлиан повернулся к своему ученику, — это машинально, я помогаю вам, тому, который будет спасать свою подопечную. Хотя вы сами прекрасно справились.
— А почему мы не видим меня, того меня?
— Самое интересное, Радужный Адепт, что вы, тот и в том времени, нас видите, а мы, отсюда, не видим, — Шалтир наконец-то, после долгого молчания, подал голос, — эти паралелли никогда не пересекуться. Тот Генри, в отличии от вас, нынешнего, это прекрасно знает. Давайте осмотрим место трагедии.
Но Генри уже не было рядом с учителями, он был там, рядом со своей подопечной. Картина была страшной, искарёженная груда железа, бывшая когда-то сильным, ревущим зверем, теперь была похожа на хаотично-сложенные кости того же животного. На расстоянии нескольких метров от неё и друг от друга, лежали трое мужчин, её пассажиры. Машина, совершая свои чудовищные кульбиты, выкинула их из себя. Никто из них не подавал признаков жизни, уцелела и казалась невредимой только женщина, Эра. Она стояла на коленях перед своим соседом, спавшим на её плече до аварии и, воздев руки к небу, истово, в голос, молилась. Её голос, с лёгкой хрипотцой, летел в высь, пробивая атмосферу, в нём было столько боли, столько надежды на спасение, что Генри почувствовал, как защимило его сердце, сжавшись в комок. Закончив молитву, Эра встала и, пошатываясь, пошла к тому, который был водителем, села на землю возле него Он лежал на животе, уткнувшись носом в траву, прерывисто вдыхал воздух вместе с частичками земли. Его тело дрожало мелкой дрожью, а дыхание даже дыханием можно было назвать с трудом, скорее всего, это была конвульсивная работа лёгких. Длинные пальцы мужчины, судорожно, то сжимали, то отпускали маленький кустик травы, оказавшийся под его ладонью. Генри, сам не зная почему, уставился на эту руку и никак не мог оторвать от неё взгляд. Рука дёрнулась последний раз, пальцы расжались и выпрямились. Посиневшие лунки ногтей были первым признаком смерти. И тут Генри увидел Акзольду. Она была в образе юной девушки, очаровательной, прелестной и страшной одновременно. Она склонилась к мужчине, положила свою тонкую, изящную руку ему на голову, словно дала сигнал к полной остановке работы организма. Мужчина тут же перестал дышать, от его физического тела отделилось сначала что-то, в виде облачка, потом приняло очертание его биологического тела. На его астральном лице было выражение
