ним. И сейчас, обняв Зенека и, чувствуя его объятья, она поняла, что именно так всё было в том сне. Она отстранилась от Зенека, посмотрела в его глаза. Они были завораживающей красоты. Большие, карие, с золотисто-огненными прожилками, казалось, они заглядывают в самую глубину души Марыли. Густые, длинные ресницы, брови, как крылья птицы в полёте. Губы, цвета лепестков алой розы, припухлые, ярко очерченные, звали к поцелую. Марыля, испугавшись своих мыслей, покраснела и закрыла глаза.
— Хорошая, что с тобой? — она почувствовала тревогу в голосе Зенеша.
— Ничего, так я, — справившись с волнением, Марыля взяла его руку, — смотрю на тебя, вроде ты и не ты, изменился, но душу твою, добрую да нежную, я всегда такой и представляла. Чувствую, хоть лицо твоё изменилось, но она прежней осталась. Хорошо это, ой как хорошо. Так мне на душе радостно, покойно и чувство такое, что в прошлом осталось всё плохое, а впереди светлая, радостная жизнь ждёт. Ох, сердце как птаха бьётся, словно выскочить из груди пытается.
— Я тоже такие же чувства испытываю, моё сердце, как и твоё волнуется, вот, послушай, — он взял руку Марыли и приложил к своей груди.
Она почувствовала под своей рукой, как бугрились мышцы на его груди, как часто билось его сердце. Сильные, крепкие руки, широкие мужские плечи, ком в горле застрял, такой красивый не про её честь. Вот поправится и уйдёт в город, а там влюбиться, сколько красавиц вокруг него будет, богатых да знатных. Но погнала она эти мысли прочь. То потом будет, а сейчас хоть немного счастья на её долю выпало и проживёт она так, что бы ни одной минутки его не упустить.
— Мы всегда будем вместе, я тоже этого хочу, — будто прочитал её потаённые мысли Зенек.
Марыля покраснела и, смущаясь, отошла к печке, где стоял горшочек с травяным отваром. Набрала полную кружку и принесла ему.
— Надо выпить, Зенек, эта трава сил тебе прибавит, — поднесла к его губам, — никак понять не могу, что же произошло, как ты так изменился, что за чудо чудное! Столько времени прошло, а я перемен в тебе и не замечала.
Зенек выпил несколько глотков и взял Марилю за руку:
— Спасибо, родная, присядь. Что произошло, я расскажу тебе, потом. А сейчас, ты должна мне помочь и выполнить мою просьбу. Пойди к дедовой избе.
— Но, ведь нет её, сгорела она.
— Я помню. И как ты икону спасла мне тоже известно. Но дуб, что рос рядом, уцелел и по сей день там стоит. У самого корня большое дупло, так вот, обойди дуб с восточной стороны, залезь в дупло, там листва старая, развороши её, под ней растёт чудо-трава, светлооранжевого цвета. Кустики маленькие, размером с палец. Дед Демьян сказал, огромную, чудотворную силу она имеет, сорви девять кустиков и домой принеси, а остальные опять листвой закрой. А дальше дедушка подскажет, что с ней делать.
— Да полно тебе, Зенек, ведь дедушка умер давно, как же он подсказать может, — Марыля удивлённо посмотрела на него.
— А я вижу его и разговариваем мы. Он и сейчас здесь, с нами, говорит, что торопиться тебе надо, за разговорами нашими много время прошло, а тебе до восхода надо успеть. С первыми лучами солнца исчезнет трава.
— Пугаешь ты меня, Зенек, невозможно это всё. — Хочешь проверить? Подойди туда, где икона стоит, протяни руку ладошкой вверх, дед тебе знак подаст, — и, видя её нерешительность, подтолкнул, — иди, не бойся.
Марыля пошла к иконе и сделала, как он сказал. Ничего не происходило, она хотела повернуться и спросить Зенеша, зачем он над ней подшучивает, и почувствовала, как по ладошке пробежал, сначала, холодок, а потом сделалось сильно жарко и ладошку, словно иголочками покалывать стало. Она повернула голову и Зенек, увидел, как от удивления расширились её глаза, и на губах заиграла улыбка.
— Вот так чудеса?!
— Ну, поверила теперь? Придёт время, и ты сможешь его увидеть. А теперь, торопись, время кончается, скоро солнце взойдёт.
Она взяла фитилёк и начала торопливо одеваться.
Вся деревня гуляла, празднуя Рождество, пели песни. Детвора, не смотря на ночь, бегала по улице, играя в снежки. Молодёжь, с визгом и криками радости, распиравшими грудь, каталась с горки. Всеобщее ликование охватило всех. Мало в деревни праздников, а Рождество, один из самых радостных.
Марыля остановилась на минутку, глядя на гулянье: «Вот счастье-то, какие все весёлые, и у меня счастье. Так бы и рассказать всем, что бы разделили мою радость. Но торопиться надо, Зенек сказал, время мало осталось» И побежала огородами к Демьяновой хате.
Всё сделала, как было сказано. И правда, в дупле дерева, возле корней, нашла она ту траву заветную. Чудная эта трава была. Когда Марыля раздвинула залежалую листву, свет ударил в глаза. То светились эти кустики. Нежные, тоненькие стрелки-листики светлозелёного цвета с оранжевыми прожилками. Сорвала, положила за пазуху и побежала домой.
Гулянье в деревне было в самом разгаре. Но не до него было Марыле, домой спешила. Забежала в избу. Зенек стоял по середине хаты, в красивой одежде. Рубаха ни бархат, ни щёлк, а материя незнакомая, манжеты и воротничок, как на городских богачах видела. Жилетка с карманами, из дорогой кожи сшитая. Стол был накрыт дорогой скатертью. Яства диковинные, каких раньше она и не видывала.
— Боженьки, Зенек, откуда это всё? Что за одежды на тебе роскошные? Что за волшебство чудное, как в сказке, прямо!
— Я принёс всё это оттуда, куда смогу и тебя пригласить. Но надо время выждать. А ты ждать умеешь, терпения и веры у тебя не отнять. Хорошая ты и добрая, как те, кем мы были на свет рождены да в этот мир отданы. Всё, что на нашу долю выпало и дальше будет, то испытания нам даны, что бы проверить нас. Нелегко будет, но уверен, справимся мы. — Не пойму я тебя, говоришь непонятное, кем рождены? Я знаю, Тася была матерью моей, и братья да сёстры у меня есть.
— Не так всё, как тебе известно. Но про это позже. А сейчас дело надо сделать важное, а после я тебе всё покажу и объясню. А пока, сходи на родник за водой, тот родник, что за околицей.
Марыля бежала по улице, к роднику. Старики да дети по домам разошлись, только молодёжь ещё не угомонилась, шли по селу и песни пели. Все нарядные, с раскрасневшимися от мороза да веселья щеками, хохотали на всю улицу. Поравнялась Марыля с ними, Кася и Милош перегородили ей дорогу.
— Куда ты бежишь, торопишься? Праздник такой, пойдём с нами гулять-веселиться, что ты всё одна, от нас бегаешь да общества нашего чураешься. Мы к Касе гадать идём, пойдём с нами. Авось в зеркале и своего суженного увидишь.
— Спасибо вам за слова добрые, за приглашение, — поклонилась Марыля, — но знаю я своего суженного уже, и другого мне не надо, — сделала шаг в сторону, что бы обойти их.
— Уж не Зенека ли, хворого, ты полюбила? Какой же прок от него, убогого? — Кася округлила глаза, повернулась, подмигнула своим друзьям.
— А хоть бы и его, не всегда же он болеть будет. Вот выздоровеет, тогда и видно будет. Тороплюсь я, — и побежала дальше.
— Вот точно, с ума сошла от одиночества, не зря бабы говорили, — покачал головой Милош.
— Да ну её, ненормальную. Ты смотри на меня, моя голова тоже не здорова, да то от любви к тебе, — Кася прильнула к Милошу, заглядывая ему в глаза, — меня береги, зазнобу свою, а до других тебе не должно и дела быть.
— Да только ты у меня в голове, ни на кого не променяю, желанная моя, — Милош прильнул к её губам.
— Ну, хватит вам, любиться да нежиться, обещали свадьбу к осени, а сами.
Ганна смотрела на них, казалось, что она уже смирилась, но подружки увидели в её глазах искры ненависти к их счастью. Только Кася не видела, искрящихся злобой, глаз Ганны, она любовалась своим милым.
— И правда, дождаться не могу. И что твоему отцу в голову пришло, не дал благословения, — с досадой в голосе сказал Милош.
— А я почём знаю, сказал до следующей осени ждать надо. Ты думаешь, мне легко? Не меньше твоего мучаюсь, ничего, люба моя, подождём — Милош прижал девушку и впился в губы жарким поцелуем. Все, подмигивая и, еле сдерживая смех, рвущийся наружу, обошли их кругом, держась за руки.
