этот негодяй. Я люблю тебя, такой как есть и что было между вами раньше, то было до меня, не плачь, у нас чудные дети и я счастлив, как никогда, — он положил руку на её, содрогающееся от рыданий плечо.
Дарьяна села, взяла его руку, приложила к своей щеке. Горячие слёзы капали на руку Владлена.
— Как горько, что узнала тебя так поздно. Бесчестной грешницей в твой дом вошла да ещё с довеском. Почему же не угодно было богу, что бы узнали мы друг друга раньше, — печаль в голосе Дарьяны была такой искренней, — нам надо расстаться. Я уеду завтра же, боюсь, что Славутич не успокоиться. Не за себя боюсь, ему отпор смогу дать, не хочу, что бы из-за меня твоё честное имя обсуждать будут.
Владлен наклонился поцеловал её в щёку.
— Ждал я такого ответа от тебя. А если чувствуешь, что сможешь устоять перед ним, то мне и подавно нестрашно. Мне всё равно, что люди говорить будут. Я питаю к тебе такую сильную любовь, она мне придаст силы вдвойне, чтобы закрыть рты светским сплетникам и защитить тебя.
Дарьяна подняла на него мокрые от слёз глаза. «Как я люблю её, господи, как она прекрасна», — думал Владлен. От избытка чувств он приблизился к ней, потянулся к губам. Она ответила на его поцелуй. Оба задохнулись от нежности. Объятья, неистовые поцелуи, закружились головы от долгожданного счастья. Время и пространство потеряло границы. Это была их первая волшебная ночь любви.
Не обманули предчувствия Дарьяну, не успокоился Славутич. Всеми правдами и не правдами искал с ней встречи. Подкарауливал возле их дома, как мальчишка через забор перепрыгивал, когда она с детьми на лужайке гуляла. Гнала, как пса, гнала его Дарьяна, богом просила, оставить её в покое. На коленях ползал, грозился, расскажет всем, что было между ними. Однажды, застал его в саду Владлен и налетел как коршун.
— Я тебя уничтожу, если не оставишь нас в покое.
— Всем скажу, что она моей любовницей была, — трясясь от злобы, кричал Славутич.
— Кто же тебе поверит, что князь Лорцевич на простой крестьянке женился, да ещё порченой. Сделаешь так, сумасшедшим тебя объявлю, связи подключу, упеку в больницу для умалишённых.
Отстал на время отвергнутый. Успокоилась Дарьяна, думала, прошла эта напасть. Ездили на приёмы, балы. В каждом доме их принимали с подобающим к фамилии Влада почётом. «Значит, не исполнил свою угрозу Славутич, не сказал ни кому. Дай бог ему счастья» думала Дарьяна.
Прошёл год. Никогда не говорили с мужем о Славутиче, даже имя его не вспоминали. Да в прочем никто, из светского общества, давно не видел его. Поговаривали, что он уехал из города, а куда, никто не знал. Как-то в один из солнечных, прекрасных, летних дней сидела Дарьяна в саду, в беседке. Влада не было дома. Услыхала шорох в кустах.
— Кто там? Уходите, я позову слуг, — она испугалась не на шутку.
— Это я, любовь моя. Не гони меня, выслушай, — из кустов показался Славутич, — не могу я, люблю так, что свет без тебя не мил. Сплю, во сне тебя вижу, просыпаюсь, брожу по дому, из каждого угла твои глаза смотрят, смех твой в каждой комнате слышу. Вернись ко мне, повенчаемся, заживём семьёй. Ведь Ильян сын мой, знаю, что мой.
Он упал на колени перед Дарьяной.
— Нет, это сын Владислава. Зачем ты пришёл? Ни к чему всё это, уходи. Я так счастлива, что не хочу спугнуть это. Забудь всё, никогда больше не появляйся здесь. Это разговор не имеет ни смысла, ни продолжения, — она встала и пошла в дом, оставив рыдающего на коленях Славутича.
Прошло время. Семья графапополнилась ещё одним ребёнком. Чудесный мальчик, вылитый Влад уже твердо стоял на своих маленьких ножках. Восьмилетняя девочка и пятилетний мальчик, по всему видно было, души не чаяли в своём маленьком братце, весело играли с ним в залитой солнечным светом детской комнате. Родители с любовью смотрели на их весёлую возню. Дарьяна обратилась к мужу:
— Хочу попросить тебя, давай навестим моих родителей. Много время прошло, столько горя я им доставила своим бегством. Раньше боялась их гнева, боялась, что не простят меня. А нынче сон видела, моя мать по полю ходит, в белых одежда, а поле бескрайнее, вроде, день, а солнышка нет. Она повернулась, лицо чистое да гладкое, как у молодой и рукой меня поманила. Проснулась я, сердце защемило, нехороший это сон. Если помедлю ещё, боюсь, не увижу мать живой, — печально сказала Дарьяна.
— Не переживай, дорогая, это всего лишь сон. Но что бы ты успокоилась, непременно, поедем. Я завтра утром дам распоряжения, вернусь домой и поедем. Да, кстати, ты никогда не рассказывала о том, где жила раньше.
— Дорогу, по которой я в греховный путь отправилась, на всю жизнь запомнила. Из города выедем, а дальше покажу, — Дарьяна улыбнулась, пожала руку мужу.
— Я уже и не знаю, насколько опрометчиво было твоё решение сбежать. Ведь если бы ты тогда не поддалась своему чувству, был бы я так счастлив сейчас, — посмотрел ей в глаза Владислав.
— Я тоже очень счастлива. Спасибо тебе, пойду, пожелаю детям спокойной ночи, — она встала, поцеловала мужа и поднялась в детскую.
К полудню отправились в путь. Ехали по дороге, дети играли, потом устали и заснули, проснувшись, начали капризничать. Было принято решение остановиться, походить, размять ноги. Природа вокруг была просто восхитительной. Лес стоял сплошной стеной по обе стороны дороги. Чуть поодаль от дороги, сквозь деревья, была видна поляна, пошли туда. Дети бегали по высокой траве, их звонкий смех, как звон колокольчиков, летел над поляной и терялся в лесу. Влад играл с ними, догонял и они, все четверо, смеясь, падали в траву. «Господи, как хорошо! — пела в душе Дарьяна, — разве можно назвать любовью то, что я испытывала к Славутичу. Это было просто наваждение какое-то. Вот сейчас счастье, вот это любовь!» Так думала она, глядя, как муж забавляется с детьми.
Пошла по лесу, напевая песню. Щебет птиц вторил её напеву. Набрала целую охапку цветов, и тут увидела большую бабочку, необыкновенной красоты, та порхала с цветка на цветок, удаляясь в глубь леса. «Надо поймать её» — подумала Дарьяна и побежала следом. А бабочка, перепорхнув тонкую полоску леса, привела её на другую поляну. На ней, прямо по середине, куча камней, образующая что-то вроде, небольшой горки. Бабочка села на камень и когда Дарьяна подбежала, то увидела вот что. Казалось, эти камни кто-то сложил так, что бы они образовали что-то вроде беседки с одним входом. Бабочка вспорхнула с камня, полетела в этот вход и пропала в его темноте. Дарьяна подошла ближе. Пахнуло затхлой влагой и ещё чем-то неприятным. «Как странно, но разве бабочки живут в темноте и сырости?» — подумала она и протянула руку в эту темноту, что бы наощупь поискать. Не достала до противоположного края и сделала шаг. Это было роковой ошибкой.
Дарьяна почувствовала, как затягивает её неизвестная бездна. Лихорадочно хватаясь за острые выступы камней, даже вскрикнуть не успела. Нога соскользнула, она падала вниз, больно ударяясь о стены каменного колодца. Сколько продолжалось это падение, неизвестно. Очнулась лёжа на дне. Попыталась пошевелить рукой, ногой, с ужасом поняла, что тело неподвижно. Хотела произнести хоть слово, но тщетно. Только мысли остались ей подвластны. «Боже, господи, что же это?! Нет, нет!!! Как же так, за что?! Господи!» Теряя сознание, она увидела, как откуда-то сверху, на паутинке, к ней начал спускаться огромный паук и сел грудь. Дарьяна почувствовала, как он прижался к ней своим мохнатым, дрожащим тельцем и, как будто, втянул в себя то единственное, что связывало её с этим миром. Последним, что увидела она перед провалом в небытие, было лицо старухи-колдуньи, которая дала ей когда-то зелье. С язвительной ухмылкой, она прошептала «мы сами стержень и коромысло своих желании, любовью, грязью иль колёсами душа растоптана — всё больно, смерть это пробуждение, а жизнь просто сон».
Забеспокоился Владлен долгим отсутствием жены, стал звать её. Волнение отца передалось детям и кучеру с нянькой. Все засуетились, стали бегать по поляне. Самый маленький заплакал, звал мать. Но тщетно, Дарьяны нигде не было. Безрезультатные поиски вымотали всех. Заплаканные дети уснули в карете. Владлен, с осунувшимся лицом и как-то сразу постаревший, бродил по лесу в надежде найти хоть какой-то след своей жены. Но всё было напрасно. Бросив взгляд на место, где так внезапно кончилось его счастье, он приказал кучеру запрягать лошадей. Наполовину осиротевшая семья отправилась в обратный путь.
Мы снова в придорожной гостинице. Гарнидупс провёл рукой по голове женщины от лба до затылка. Как ото сна, очнулась она, перехватило дыхание у бедной матери.
— Кто ты, что за волшебство? Как смог ты показать мне такую картину? Неужели всё это правда?
— Да, как не горько будет тебе это слышать, всё правда, — кивнул ей Гарнидупс.
