приближающийся к ней, то снова удаляющийся.
Потом образ Серидэи стал более четким. Насинге удалось разглядеть черты ее красивого белого лица. Серидэя смеялась. А маленькой вендианке всегда было почему-то немного страшно, когда та смеялась вот так — тихо и холодно.
Девочка стояла, не находя в себе силы даже для того, чтобы пошевелиться. При этом ей самой казалось, будто она летит куда-то. Насинга была уже не в зале, где взяла из нефритового ларца перстень с огромным ярко-голубым камнем. То, что сейчас находилось вокруг, девочке приходилось больше различать каким-то неизвестным ей доселе чувством, нежели видеть. Все укутала зияющая темнота.
Насинга не могла видеть даже своего тела. И только камень в подаренном Серидэей перстне светился во мраке, тускло, но вместе с тем невыносимо обжигая глаза. Насинга старалась не смотреть на него.
Ее взгляд был устремлен вперед, хотя и ничего не различал там. Между тем, она летела так ровно и уверенно, точно ничего более обычного для нее и не было. Где-то, совсем рядом, была Серидэя. Насинга всегда могла безошибочно угадывать ее присутствие подле себя.
— Серидэя! — позвала девочка.
— Я здесь, — был ей ответ, — Посмотри назад! Насинга обернулась, но ничего не увидела.
— Где ты? — спросила она. — Я не вижу тебя.
— Коснись дианирином своих век, — велела ей Серидэя.
Маленькая вендианка подчинилась. И тотчас же ее глаза объял неяркий, но ровный свет.
Это светила в небе полная луна. Насинга увидела, что парит высоко-высоко над землей. А там, внизу, не зная ни конца, ни края, растянулись пустынные просторы.
Рядом с девочкой летела огромная черная птица. У нее были огромные темно-зеленые глаза, совсем похожие на человеческие. Насинга безо всякого труда узнала в них глаза Серидэи. Ей пришло в голову, что и она сама сейчас, возможно, была в облике птицы. Но нет. Она оставалась такой же, как и всегда.
— Как же я могу лететь, без крыльев? — не скрывая искреннего удивления, спросила она.
— Ты и не летишь, — ответила Серидэя, или, вернее, черная птица с глазами Серидэи. — Тебе только кажется, что ты летишь. Это Дианирин. С помощью его магической силы тебе передаются мои ощущения.
— Но как же ты смогла превратиться в птицу?
Серидэя улыбнулась глазами.
— Я научу тебя этому, Насинга.
— Когда?! — Маленькой вендианкой овладело такое радостное волнение, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
— Очень скоро.
— О! — восторженно воскликнула Насинга. — И мы сможем летать вместе?! Неужели это возможно?!
— Я научу тебя не только принимать облик птиц и зверей, — говорила Серидэя, — но еще очень многому. Всему, что умею сама.
— Я так хочу этого! — все с тем же неуемным восторгом отвечала маленькая вендианка. — Обещаю, я буду очень хорошей ученицей!
— Да, — ответила Серидэя, — ты будешь хорошей ученицей.
— Куда мы… — Насинга, как будто смутившись, на мгновение прервалась, но тут же поспешила поправиться: —…ты летишь?
— Потерпи немного, и все сама узнаешь. Дальше они летели молча. Пока вдали не показалась длинная горная гряда.
— Взгляни, Насинга, — обратилась к ней Серидэя, кончиком своего крыла указывая на одну из скал. Огромную черную и похожую… Насинга даже вздрогнула. Форма скалы точь-в-точь напоминала профиль птицы. Той самой, в облике которой сейчас была Серидэя. В темно-синем небе, над вершиной этой скалы, зловеще мерцая, необыкновенно ярко сияла голубая, как дианирин в перстне Насинги, звезда. Свет ее, казалось, затмевал луну.
Неотрывно, не позволяя себе даже моргнуть, Насинга глядела на скалу в виде птицы и на голубую звезду над ней. Внутри нее все как будто замерло в напряженном ожидании.
— Это скала Черного грифа, — сказала Серидэя, и при этом глаза ее торжественно сверкнули.
— Скала Черного грифа, — не без опаски повторила маленькая вендианка. — Ты летишь к ней? — И не дождавшись ответа (впрочем, она в нем нисколько и не сомневалась), добавила: — Зачем?
— Ты очень нетерпелива, Насинга, — с ласковой укоризной в голосе обратилась к ней Серидэя. — Потерпи!
Вскоре они приблизились к самой скале. И только тогда маленькая вендианка поняла, почему она показалась ей черной: невообразимое множество огромных черных грифов сплошь усыпали ее. Птицы оглушительно галдели, хлопали своими длинными остроконечными крыльями. Как только они заприметили Серидэю, все разом сорвались со скалы и полетели к ней навстречу. На Насингу же они не обращали ровно никакого внимания, некоторые из них даже пролетали сквозь тело девочки, как если бы ее и не было. Маленькая вендианка не сразу вспомнила о том, что ее ведь, на самом деле, и не было здесь, рядом с Серидэей — просто она столь явственно видела, слышала, переживала все происходившее, что совсем уже позабыла об этом.
— Не бойся, — обратилась к ней Серидэя. — Они не могут видеть тебя.
Внутрь скалы вел небольшой узкий проход. Серидэя залетела в него, вслед за ней и все птицы. Сначала было так темно, что Насинга не могла разглядеть ничего. Только как и прежде светился во мраке голубой дианирин в ее перстне. А потом вдруг возникло какое-то неяркое сияние, тоже голубоватое. Правда, Насинга почему-то никак не могла понять, откуда оно исходило. Серидэя и птицы все летели, то взмывая вверх, то опускаясь. И маленькая вендианка не переставала удивляться тому, как велика была скала Черного грифа.
Наконец, они достигли огромного, ярко освещенного зала. Никогда прежде Насинге не приходилось видеть такого великолепия, какое было здесь, даже в Айодхийском дворце.
Зал имел форму круга. А высоченные, искусно инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями стены вздымались, плавно переходя в потолок и таким образом создавая купол. В самом верху, в центре этого купола ныло устроено круглое, обнажавшее небо отверстие. И в него, озаряя весь зал своим ярким светом, заглядывала голубая звезда. У стен, также описывая круг, располагались широкие яшмовые скамьи. Птицы, уже прекратив галдеть, уселись на них. И… Насинга не успела и глазом моргнуть, как черные грифы вдруг обернулись женщинами. Все они были молоды и красивы. С белыми или, скорее, мертвенно- бледными лицами, безупречно стройными телами и длинными, ниспадавшими чуть ли не до колен волосами. На женщинах были светлые одеяния.
Серидэя, которая, конечно же, тоже успела принять человеческий облик, выделялась меж всех не только лазурным цветом своего расшитого серебром платья, но и особенной величественной статностью. Она села на огромное золоченное кресло в самом центре зала. Все глядели только на нее, с трепетным почтением и бесконечным восхищением, будто в их глазах Серидэя была сошедшей с небес богиней.
Насинга также неотрывно глядела на свою наставницу. Девочка вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хотелось стать похожей на Серидэю. быть такой же красивой и сильной, как она. Это смутило и даже немного напугало маленькую вендийку. Прежде она хотела походить только на маму, Дэви Жасмину, нежную, добрую и прекрасною красотою, мягкой и хрупкой, как цветок. Серидэя же была совсем другой. И хотя Насинга не знала от своей наставницы ничего кроме ласки, ее чуткое детское сердце чувствовала неизменно веявшую от той ледяную холодность.
Серидэя громко обратилась к сидевшим вокруг нее на широких яшмовых скамьях женщинам. И маленькая вендианка впервые смогла услышать ее голос, не тот, что так часто звучал у нее в голове, а другой, который можно было воспринимать лишь обычным слухом.
При этом девочка не понимала ни единого слова из речи Серидэи, ведь та сейчас говорила по- косальски. Женщины что-то отвечали ей. Их голоса были звучны и глубоки, как и голос самой Серидэи.
И вдруг звезда, заглядывавшая в зал из отверстия во вздымающемся куполом потолке начала медленно менять свой цвет. Из голубого она окрашивалась сперва в бледно-желтый, затем в розовый и, наконец, приобретая огненно-красный цвет. Насинга почувствовала сильное, с трудом переносимое жжение