оркестр, несмотря на то что его знаменитый дирижер в последний момент сбежал на катере, наяривал «Варшавянку». Люки в трюмы распахнулись, и не уничтоженные еще трюмные потоком хлынули к солнцу, рыча от радости и сметая со своего пути оторопевших освободителей. Они тотчас кинулись искать адмиральских приверженцев, а так как приверженцы попадались то здесь, то там, штыки и ножи сразу пошли в дело. Не с одной морпеховской спины понаделали ремней! Плачевным итогом столь неожиданных для самих революционеров действий явилось поголовное истребление остатков старшего офицерства.
На Конвенте сразу же вспыхнули прения. Лейтенант-техник, избранный Комиссаром вооружений, был не на шутку расстроен.
– И полчаса не прошло, как выпущен этот сброд, а главные специалисты уже кормят рыб! – без обиняков заявил он. – Где кондуктора? Их попросту растерзали! Мне нужны начальники артиллерийских складов – но они распяты на дверях в артпогреба. Более того, чернь умудрилась нашпиговать свинцом Главного ракетчика, он и слова не успел вымолвить. А между тем он единственный знал все коды – считайте, что мы без баллистических ракет, господа!
(Никто не смог возразить на это – еще пятнадцать минут назад все собравшиеся могли наблюдать, как во время народных гуляний трюмные связывали попарно усатых дядек-фейерверкеров, а затем, запихивая несчастных в дымовые мортирки, салютовали ими на потеху толпе.)
Правда, все-таки нашелся один, который был святее Папы Римского. Он подал свой тонкий возмущенный голосок:
– Кончились господа!
– Какая разница! – отмахнулся озабоченный донельзя Комиссар вооружений. – Скажите лучше, чем будем обороняться? Болванками?
– У нас осталось несколько сотен атомных мин и торпед!
– Если дело так пойдет дальше, у нас не останется ничего.
– Прикажите немедленно расставить караулы, – обратился возмущенный мичман-Командор к Комиссару внутренних дел. – Мародеров расстреливать на месте. Без суда и следствия. Но только мародеров!
– Они все хороши, – мрачно пробурчал силовик. – Черт нас дернул открыть карцеры. Ума не приложу, что теперь делать с этим быдлом.
В подтверждение его грустным выводам, даже сквозь наглухо задраенные иллюминаторы первого вип- салона, где шло историческое совещание, прорывался яростный рев победителей. Судя по всему, фейерверкеры еще взлетали.
Особую тревогу вызвала участь летчиков – на борту дежурных «стратегов» хранились спиртовые цистерны. Но летуны сами отбили натиск громил, догадавшись включить двигатели. Грабители, оказавшиеся в непосредственной близости от каждого такого заработавшего сопла, рассыпались горстками пепла.
– Нам нужны революционные патрули, – заявил мичман-Командор. – Немедленно отберите наиболее сознательных – иначе долго мы не продержимся.
Одобрительный кивок впервые вышедшего из своего добровольного заточения адепта-Магистра был ответом на решительность ученика.
– Обратите внимание на семнадцатый год! – заметил при этом учитель. – Контрреволюционная толпа, дабы учинить беспорядки, взломала винные погреба в Зимнем. Сотни и тысячи упивались и захлебывались в вине рядом с бочками крымской «Массандры». Положение сложилось критическое. И что сделали большевики?! Все вылили в Неву. А недовольным заткнули рот пулеметами – вот достойнейшее решение!
Услышав подобное, мичман еще более воодушевился. Был отпечатан очередной декрет, созданы отряды с повязками на бушлатах, направлены оперуполномоченные. Патрули, наделенные всеми правами, отправились в самые укромные уголки корабля.
С одной стороны, пришлось подавлять вылазки анархистов – этих обкладывали, как зайцев, в тупиках и каютах. С другой – не прекращались расстрелы сторонников монархии. Особист с «Чуда», так неожиданно и так поздно для самого себя открывший ужасную тайну, успел распахнуть иллюминатор в каюте и с тоской выбросился в океан. Подобно соляной кукле Рамакришны, он растворился в бездне со всеми своими честолюбием, мечтами и наградами, и о нем тотчас было забыто. Другим повезло меньше – морских пехотинцев разрывали на части и тут же, вместе с одеждой и амуницией, съедали трюмные, несмотря на строжайшие постановления Конвента. Члены Ордена были категорически против подобных безобразий, однако библиотекарь оставался невозмутим. Более того, удивив всех, заявил на очередном Совете:
– Отделяйте зерна от плевел! Одно – монархисты и примкнувшая к ним мразь. Совсем иное – благородная ярость масс. Придется мириться с нею. Более того – направлять ее в нужное русло, ибо нет ярче пламени, чем пламя борьбы! Тем более, если враг не сдается…
Комиссар права, лейтенантик-юрист, пробовал было возразить, что враг как раз-то и сдался, за исключением нескольких случаев, и засвидетельствовал, что неприятель поднял руки вверх весьма быстро, но адепт слушать ничего не желал!
– Игры в бирюльки закончились! – отвечал засомневавшимся. – Взяли власть – извольте ее удержать. Уверяю – здесь любые средства хороши. Конечно же, хочется быть добренькими, гладить всех по головке. Не получится! Особенно сейчас…
– Вы измывательство распоясавшейся толпы называете «благородной яростью»? – не выдержал один из членов Конвента, расстроенный тем, что переворот, совершенный так легко и весело, привел к подобным результатам. – Они занимаются каннибализмом и тут же на костях пляшут «яблочко»!
– Что касается недобитых адмиральских прихвостней и подстрекаемых ими бандитов – мы действительно должны быть беспощадны, – сухо отрезал адепт. – Но ненависть низов совершенно оправдана. Так воздержимся же осуждать, ибо обреченная ярость копилась годами беспросветного существования.
На этот раз впервые тягостная тишина была ему ответом. Поглядев на унылые физиономии растерявшихся заговорщиков, учитель продолжил:
– Гораздо важнее для нас поддержка знамени Ордена на кораблях Армады. Не сомневаюсь – восстание вспыхнет повсеместно! Однако контрреволюция не дремлет! А посему – немедленное и поголовное вооружение всех преданных нашему делу. Полная боевая готовность! Учет и контроль боеприпасов и продовольствия. Повсеместная борьба с проституцией и спекуляцией. Привлечение на свою сторону не запятнавших себя сотрудничеством с монархией спецов. Так что засучите рукава – нас ждут дела поистине титанические. Если, конечно, не распустим сопли и слюни! И то: вправе ли мы на вершине исторического момента скисать и кормить себя интеллигентскими побасенками? Вправе ли хоть на секунду засомневаться в сделанном?
Молодые революционеры во главе с Командором со вздохом согласились – не в праве.
– Тогда – за работу!
Контрреволюция тем временем не дремала. Она пребывала в шоке. Это был полный, окончательный ступор адмиральского мостика. Проклятый авианосец болтался, как бельмо на глазу, всего в полутора милях, и страшный флаг его был отчетливо виден последнему салаге на оцепеневшем линкоре. О том, чтобы навести великолепные орудия «Убийцы» на предательский корабль, направить на него все ракеты, все зенитки, все торпедные аппараты и одним залпом оставить на месте отступника огромные пузыри, не могло быть и речи. Никто, даже Первый флаг-капитан, не сомневался – ответный убийственный залп не заставит себя ждать. Подобное развитие событий стало бы бесповоротным концом народившейся цивилизации. А умирать в самом начале славных дел Божественный не хотел категорически. Гробовое молчание царило на «Юде» и на эсминцах. Казалось, сбывается прорицание Вельвы, и Рагнарек надвинулся. Между тем «Чудо», выкинув сигнал «ВСЕ ЗА МНОЙ», принялся на полном ходу удаляться с непоколебимой уверенностью, что остальные последуют его ошеломляющему примеру. Однако любимое детище Первого флаг-капитана – Тайное ведомство – успело посеять семена ужаса на ржавеющих корытах. Еще не разобрали гильотины на баке «Убийцы», и их постоянно натачиваемые ножи угрожающе нависали. Лишь «Гневный», на котором вспыхнула перестрелка между сторонниками и противниками Божественного, на то время, пока восставшие захватили рули, принялся неуверенно рыскать за революционным авианосцем. Но монархисты на нем, судя по всему, быстро взяли верх. Сбившись с нового курса, пришибленно, словно побитая собака, эсминец вернулся на место. Таким образом, «Чудо» остался в одиночестве. Многие в свите облегченно вздохнули. Но это не меняло дела! Оставалось бессильно следить
