– Дай мне тоже, – попросила Светочка, ловко набрасывая на «плечики» серый капитанский мундир.
– А у меня рогалики есть.
Ирина Антоновна, игравшая Сережину бабушку, развернула кулек с бутербродами… Перекусили; из соседней гримерки доносился возмущенный голос Раковского и дружный смех «хулиганов» Саши и Вити. Помреж (костюмерши на выезде не было) отнесла костюмы в автобус. Смеркалось. За окнами зажглись фонари.
– Прогуляться бы, – сказала Эмма.
– Холодно, – Светочка пожала плечами.
– Пойди прогуляйся, пока они грузятся, – посоветовала Ирина Антоновна.
И Эмма вышла во двор. Оба монтировщика, осветитель, водитель и радист стояли кружком, курили – красные огоньки светились в полутьме – и болтали о футболе.
– Когда едем? – спросила Эмма.
– Вот докурим – и поедем, – степенно отвечал водитель.
Эмма отошла подальше. Курить в лесу для нее было то же самое, что приходить в оперный театр со включенным плейером. Снег чуть поскрипывал под подошвами. Снег был оранжевый и синий – по цвету фонарей. От каждого ствола падала оранжевая и синяя тень, а чуть подальше, за забором, лес стоял темный, привлекательный и зловещий, и Эмма подумала, что, будь она по воле злой судьбы ребенком в этом санатории, единственным удовольствием для нее было бы стоять вечером у забора и смотреть на лес, бояться его – и воображать себя там, в темноте…
Ее тронули за рукав. Она обернулась.
– Сережка?
Рядом с ней стоял мальчик лет восьми. В серой курточке со светоотражателями (на рукавах и груди его вспыхивали и гасли, преломляя свет фонарей, молнии, квадраты и латинские буквы). В спортивной шапке, надвинутой до бровей.
– Сережка? – снова спросил мальчик, на этот раз увереннее и радостней. – А меня Данилой зовут…
– Привет, Данил, – сказала Эмма, потому что надо было что-то сказать.
Мальчик переступил с ноги на ногу:
– А я уже в третьем классе.
– Молодец, – сказал Эмма.
Мальчик смущенно улыбнулся:
– Как ты их… Здорово.
– Тебе понравилось? – спросила Эмма.
– Да, – сказал Данил. – Мне очень… У нас тоже есть такие дураки, как те. И ничего им не сделаешь…
– Сделаешь, – неуверенно сказала Эмма. – Если с друзьями…
– Только у нас в классе никто ни с кем не дружит, – сказал Данил.
– Это бывает в санаториях, – возразила Эмма. – Не успели еще познакомиться…
Данил махнул рукой:
– У нас в том, старом классе тоже никто ни с кем не дружит… Только девчонки. И еще подножки подставляют, говорят всякое… Слушай, а ты правда в футбол хорошо играешь? А в хоккей? У нас тут есть каток… И я тебе могу дать свою клюшку. У меня хорошая клюшка. И еще настоящая шайба. Хочешь, покажу?
Эмма почувствовала, что надо удирать, пока не поздно. Парень смотрел на нее, как раньше – за несколько лет до Эмминого рождения – люди смотрели на космонавта Гагарина.
– А еще у меня есть трансформеры. Хочешь, дам? Хоть навсегда? Подарю?
– Мне?!
– Ну да… И еще у меня дома есть компьютер. Ты можешь прийти ко мне домой и поиграть во что хочешь, хоть до ночи.
– Да? Спасибо…
– И у меня есть настольный футбол. И железная дорога. Немецкая.
– Очень хорошо…
– А у моего соседа по парте в той, старой школе, у него тоже есть клюшка, и щитки, и коньки с ботинками, и маска для вратаря… И еще у него есть старший брат. И у него своя кодла. И как они однажды набили этого Зербицкого! Слушай, а ты…
За Эмминой спиной коротко просигналил автобус.
– Мне пора, – сказала Эмма с облегчением. – Ну, пока.
– Ты еще приедешь? – тихо спросил Данил.
– Я… – Эмма открыла рот. – Мне надо идти.
– А можно я скажу пацанам, что ты еще приедешь в хоккей погулять? А…
– Знаешь что, – сказала Эмма быстро: – Приходи с родителями в детский театр. Там и увидимся.
Видимо, Данил ждал чего-то другого. Глаза его, прежде глядевшие на Эмму страстно и требовательно, теперь заморгали беспомощно и жалко:
– А можно… я скажу пацанам, что если они меня еще тронут, то ты их набьешь?
Автобус просигналил снова. Эмма сделала шаг назад; свет упал на ее лицо. Данил шагнул за ней, всматриваясь.
– Пока, – быстро сказала Эмма. – До встречи.
Взгляд Данила вдруг изменился. Распахнулись ресницы, сам собой разинулся рот. Секунда – и пацан нахмурился, плотно сжал губы, будто не веря своим глазам.
– Я… пошел, – зачем-то сказала Эмма.
– Так ты, что ли… тетя? – едва слышно спросил Данил.
Эмма махнула ему рукой и побежала к автобусу. И, уже упав на сиденье рядом со Светочкой, обернулась.
Данил стоял под фонарем, очень маленький и очень одинокий. У ног его лежали две тени – оранжевая и синяя.
– Алло! Ростислав Викторович?
– Саша! Привет… Я уже думал, что ты не позвонишь.
– Здравствуйте.
– Я очень рад, что ты объявился. Честно.
– Да?
– Правда-правда. Ну, рассказывай, как дела? Как успехи?
– Ну, в общем… А у вас как дела? Как здоровье?
– Да ничего вроде, здоров… Работаю вот. Книгу пишу.
– Книгу? А про кого?
– Про жизнь, Саш. Про мир, про математику… Во всяком случае, мне так кажется.
– Я не знал, что вы писатель.
– Да я не писатель. Я просто пишу книгу. Это мое любимое дело такое, хобби.
– А когда закончите?
– Не знаю… Я вообще не хотел бы ее заканчивать. Это книга без конца, чтобы каждый, кто захочет, мог дописать что-то свое. Вот ты, например, когда хорошенько выучишь математику…
Осторожный смешок:
– Да я пишу-то с ошибками… У меня по русскому три.
– Это жаль… Это тебе читать надо больше. Чтобы глаза к правильному написанию привыкали.
