После того, как ординарец, козырнув, скрылся в темноте, Олег расстегнул свой бушлат и сняв фуражку, присел рядом с ротмистром.
— Как настроение, Михаил Николаевич? Смотрю, что-то вы загрустили…
Новицкий молча посмотрел на Уварова, затем вытащил из-под бурки бутылку и протянул ее Олегу:
— Не желаете ли коньячку-с, Олег Васильевич? Знаете ли, помогает немного разобраться в себе. Хотя доктора и отрицают это, но для нормального русского человека коньяк, лучше любого психолога. Да и от насморка помогает…
— Не откажусь. А то, действительно, продрог. Ночи здесь холодные, да и покупались мы все сегодня изрядно. — ответил Уваров. Взяв из рук Новицкого бутылку, он сделал пару небольших глотков. Коньяк, на удивление, оказался отличным. Он словно пытался проникнуть в душу, согревая каждую клеточку организма. — Все же лучше спирта, что нам выдали…
— Извините, но спирт и самогон пить не могу, хотя несколько раз и пробовал. — пояснил ротмистр. — Аллергия у меня на них. А вот коньячок и шампанское, я уважаю.
— А откуда у вас этот коньяк? Похоже, французский… - сделал вывод Уваров, пытаясь разглядеть в свете костра этикетку. — Случайно не из ваших запасов?
— Нет. У нас в запасе только украинский самогон. Это ваш сержант-артиллерист Левченко, моих терцев, своих земляков, угостил. А они ему самогонки подкинули. — разъяснил Новицкий. — У меня его брат служит, да еще несколько человек с одной с ним станицы. Но мои пить его не стали, самогонка им лучше, чем коньяк. Мне отдали… Этот коньяк, как он пояснил, немецкий трофей…
— Ах, да… — вспомнил Олег. — С бронетранспортера. Мне лейтенант Григоров тоже предлагал…
Сделали еще по пару глотков коньяка. Посидели, помолчали, глядя на веселые огоньки разгоревшегося в темноте ночи костра.
— Михаил Николаевич, а как вы со своим отрядом на том озере оказались? — поинтересовался Уваров.
— Вы не поверите! — усмехнулся ротмистр. — Иван Сусанин нас, как поляков под Москвой, завел! Проводник, из местных, пообещал путь короткий показать. А на поверку, большевиком оказался. Завел нас и бросил в лесу. Хотели его шлепнуть, да он вовремя пятки салом смазал!
— Если вам не тяжело, расскажите о себе, а то я про ваше время только по книгам да кинофильмам знаю. Мне интересно будет узнать и вас послушать. — попросил Олег.
— А что рассказывать-то? У меня типичная судьба русского офицера. Родился, учился, служил, воевал. Теперь вот сюда вместе со всеми попал… — промолвил Новицкий. — Я один из многих, от других ничем не отличаюсь…
— Вот ведь как получается! Сколько бы лет не прошло, а у русских офицеров ничего не меняется. — воскликнул Уваров. — У меня похожая судьба. Тоже — родился, учился, служил и воевал. Правда в моем времени у меня еще жена и дочь остались. А у вас остался там кто-нибудь?
— Нет. Моих всех, в восемнадцатом году большевики убили. И жениться я не успел. — ответил ротмистр. Немного помолчав, он продолжил. — Я ведь из богатой дворянской семьи. Род Новицких давно дому Романовых служит, еще с восемнадцатого века. И все время в гвардии.
— А сколько вам лет?
— Две недели назад, тридцать два исполнилось.
— А откуда вы родом?
— У нас есть большое имение под Псковом… Вернее, было… Вот я там и появился на свет божий в семье потомственных военных. Мой отец генерал, еще в Болгарии с турками воевал. Он поздно женился. Нас в семье двое детей было: я и сестрица младшая, Танечка…
Уваров увидел, как лицо ротмистра немного изменилось, куда-то исчезла холодность и внешнее безразличие, вместо них появилась улыбка обычного живого человека, горячо любящего свою оставленную где-то семью, воспоминания о которой вызывают у него положительные эмоции.
— Я ведь о другой карьере, кроме как о военной, даже и не мечтал. — продолжал Новицкий. — Дед был кавалеристом, отец — генерал от кавалерии… Поэтому, как возраст подошел, сразу же поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, которое закончил с отличием, а затем и Главную гимнастическо-фехтовальную школу. Некоторое время даже в ней инструктором по фехтованию был. На первенстве Петербургского военного округа занимал призовые места по бою на штыках и на эспадронах! С 1914 года служил в лейб-гвардии Гусарском его величества полку, место дислокации — Царское село… В нашем полку много знаменитых людей и царских особ служило, в том числе и мой любимый поэт Лермонтов Михаил Юрьевич…
— А на фронте с какого времени?
— Да чуть ли не с самого начала войны. Наш полк в составе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии был отправлен на Северо-Западный фронт. Участвовал в Восточно-Прусской, Лодзинской и Сейнской операциях. В августе семнадцатого года я получил тяжелое ранение двумя пулями: в грудь и в левое предплечье. На юг, на лечение меня отправили. Я к тому времени уже ротмистра получил и отдельным эскадроном командовал. Хотел домой поехать, но не случилось… Большевики переворот устроили! Так и застрял под Таганрогом. А в мае восемнадцатого узнал, что наш полк расформировали. Снова хотел домой вернуться, но там уже немцы стояли… Потом новая война началась, с большевиками…
— А награды имеете?
— А как же! Я ведь боевой офицер, а не кисейная барышня! — гордо вскинул головой Новицкий. Стало заметно, что он немного захмелел и у него развязался язык:
— Награжден орденом Святой Анны с надписью 'За храбрость', орденом Святого Станислава третьей степени с мечом и бантами, орденом Святого Георгия IV класса и Золотым Георгиевским оружием…
— А где все ваши награды? Что-то я их не вижу?
— Сейчас не время их показывать. А вот шашку могу показать… Прошу взглянуть…
