лицо лежит как тень...»
– Во всем, что произошло, виновата одна я, – призналась она. – Но вы понимаете меня, герцог?
– Право, мадам, – вмешался Дав. – Если бы его милость не нанял Сильвию, чтобы она завлекла меня, то подобные обстоятельства никогда бы не вышли на свет.
– Но теперь их вытащили на свет, – вздохнул герцог, – и мне придется признать свою ошибку. Мой маленький братишка... И я еще думал, что люблю его. И ради любви к нему едва не затравил вас, сэр. Я даже попытался погубить вас с помощью поддельных улик.
– Уже не важно, – ответил Дав. – Вы же не знали всего. Что бы ни говорила Мег, а брата вашего смерть настигла из-за меня. Я ведь тогда тоже решил вершить правосудие собственной рукой, как и вы сейчас.
Герцог свел ладони домиком и держал их перед глазами.
– Итак, ввиду того, что в мои намерения более не входит – ради Мег и по причине того, о чем она мне сейчас рассказала, – погубить вас, мистер Давенби, то что же прикажете предпринять в связи с листовками, обнаруженными в вашей книгопечатне? Я не в состоянии замять дело.
– Мы вполне можем выиграть дело в суде, упирая на то, что я не имею никакого отношения к деятельности Тома Хенли, – объяснил Дав.
Ившир уронил руки на колени.
– Однако вину придется свалить на кого-нибудь, – заметила Мег. – Никто не поверит, что мошенник Том Хенли действовал в одиночку. Наверняка о деле уже доложено королю. Боже, Ившир! Ну зачем вам понадобилось загонять всех нас в такое ужасное положение!
– Если бы вы сумели заставить себя довериться мне и поведать всю историю раньше, мадам... Мег отвернулась, щеки ее вспыхнули.
– И так ранить вас в самое сердце?
– Для меня лучше узнать правду, какой бы горькой она ни была, чем продолжать так несправедливо преследовать Роберта Давенби.
– Нет никакой необходимости, – заявил Дав, – чтобы факты, о которых говорилось сейчас, вышли за пределы комнаты. Что касается истории с книгопечатней, то нам нужно состряпать правдоподобную историю про то, как нам удалось вовремя раскрыть гнусный заговор коварных негодяев и предотвратить последствия их действий. Мне не хотелось бы втягивать сюда леди Грэнхем.
Ившир засмеялся резким смехом.
– А не то вы все же зарежете меня на дуэли, а, сэр? Дав отвернулся от окна. Глаза его смотрели холодно, как если бы душа его впитала сквозь стекло бесцветную суровость зимы. Лицо его побелело.
– Нет, ваша милость. Даже если б я и захотел, у меня на это не хватит умения.
Герцог поднялся на ноги. Он казался таким хрупким, словно сделан из стекла.
– Возможно, мы никогда не сможем стать с вами друзьями, сэр, но, дабы как-то компенсировать вред, который нанес вам Том Хенли по моему наущению, я согласен подтвердить любую выдумку, которую вы решите рассказать властям.
Дав подошел и пожал протянутую руку герцога.
– Благодарю вас, ваша милость.
– Но из-за фальшивых листовок власти будут настроены крайне кровожадно. И если не отвести от Дава все подозрения, то они вполне могут его повесить, – озабоченно предупредила Мег.
– И еще как, мадам! – ответил Дав. – А так как теперь мне есть для чего жить, то, мне кажется, следует назначить кого-то другого на роль государственного изменника. Кого-то, кто склонен к опрометчивым и безрассудным поступкам...
– Неужели вы взвалите обвинение в государственной измене на ни в чем не повинного человека? – прервал его герцог.
– А почему бы и нет? – Дав улыбнулся. – К счастью, у нас уже есть идеальный козел отпущения.
– Кто? – спросила Мег.
Дав взял ее руку, склонился и поцеловал пальцы, высказав своим жестом и любовь, и уважение, и что- то вроде прочувствованной благодарности. Сильвия смотрела на них и чувствовала, что сердце ее подпрыгивает, что сердце ее уязвимо...
– Единственное лицо во всей истории, которым можно легко пожертвовать, – заключил Дав, – это мистер Джордж Уайт.
Глава 16
Негромко насвистывая, Дав возвращался в пекарню Мэтью Финча верхом на лошади, которую он сегодня утром позаимствовал у Мег. Все его мышцы ныли от усталости. Камердинер Ившира промыл его раны, наложил швы и аккуратно забинтовал, однако болели они дьявольски. Он едва не лишился сегодня жизни: одна ошибка, одно неловкое движение, и Ившир пронзил бы его шпагой.
Все текло, с крыш капало. Началась оттепель.
Ему вспомнились слова песенки, которую он насвистывал: «Увы, любимый, отчего... Ведь я давно уже твоя и не смогу влюбиться вновь...»
Он потерял довольно много крови и потому чувствовал некоторую легкость в голове, однако ему удалось придумать способ разрешить все проблемы, отравлявшие жизнь.
Его веселое настроение пропало без следа, едва он узнал, что Сильвии в пекарне нет.
– Она уехала с цыганом, даже не позавтракав, – сообщил африканец. – И ни он, ни она с тех пор не возвращались.
