– Я могу придумать более прозаическое объяснение, почему цветы растут только на этой тропе.
Сара сорвала цветок и поднесла его к лицу.
– Мне больше нравится думать, что здесь была богиня и что белые цветы выросли там, где прошли ее ноги.
– Я знал, что вам понравится. – Гай глубоко вздохнул. – Смотрите, лепестки уже начинают закрываться. Нам нужно идти.
– Что ж, пусть белый след Ольвен исчезнет в тайне ночи. – Сара встала и отряхнула руки. – Куда ведет эта тропа?
– Вниз, к берегу.
– Откуда вы все это знаете?
– У меня было для этого несколько дней. Деревня, мимо которой мы проехали, Стоунком, принадлежит теперь помещику, который живет далеко отсюда, но эта часть имения существовала со времен Завоевания.
– Завоевания? Вы имеете в виду Вильгельма Завоевателя?
– Вряд ли с тех пор кто-то еще вторгался в Англию. – Гай прищурился. – Разве что я проспал это событие.
Ее смех показался ему искренним и беспечным. О, как было бы просто обнять ее за талию, а потом опуститься вместе с ней на теплую траву и любить ее прямо здесь, на вершине утеса, на расстоянии вытянутой руки от неба!
Вместо этого Гай с поклоном подал ей шляпку, и Сара, кивнув, взяла ее.
Стайка чаек с криком пронеслась над утесом и рассыпалась над водой, заставив Сару повернуться и посмотреть на Ла-Манш.
– Можно мы спустимся здесь? – живо спросила она. – Я никогда не была на диком берегу.
Как и в предыдущий раз, Гай снова не смог отказать ей – такая мольба звучала в ее голосе.
– Тропа крутая и опасная, – напомнил он. – Вы позволите помочь вам?
Сара завязала свободным узлом ленты шляпки, и теперь шляпка висела у нее за спиной.
– Да, конечно.
Тропа оказалась сырой, скользкой, поэтому Гай осторожно, шаг за шагом вел ее к берегу.
Когда они добрались до Стоункомской пещеры, ветер прекратился; вокруг черные камни торчали из белого песка, как маленькие крепости. Ручей, текущий из долины позади них, образовал дельту из маленьких потоков. Далеко на горизонте солнце опускалось в море, посылая последние длинные лучи сквозь облака, и поток превратился в реку из золота и огня, перевитую волнами, похожими на спутанные волосы русалки.
– Как здесь красиво! – сказала Сара еле слышно. – Как красиво!
Она закусила губу. Казалось, слезы вот-вот потекут по ее лицу.
Ее реакция ошеломила Гая, и он, не говоря ни слова, обнял ее.
– Не нужно плакать, – прошептал он, – ведь это все го лишь море…
Гай поцеловал ее мокрое лицо, а потом нашел ее губы и с наслаждением ощутил их сладость. Прижавшись к нему, Сара ответила на его поцелуй с неподдельным пылом, как будто пытаясь найти в нем утешение от всех горестей жизни.
Гай отвел волосы с ее лица, обхватил ее голову обеими руками и снова поцеловал, а она приникла к нему, не прекращая поцелуя. Тогда он опустил ее на колени на все еще теплый песок, и всепоглощающее вожделение охватило его, как и неистовое, глубокое желание все исправить. Тем не менее, Гай понимал, что ничего не может предложить ей, кроме страданий.
Красный шар солнца наконец окончательно утонул в море, и тогда Гай положил руки на плечи Сары.
Некоторое время они стояли на коленях, точно молящиеся, пока Гай наконец не произнес:
– Я прошу у вас прощения, Сара.
Потом он помог ей встать и отошел на несколько шагов. Море слабо мерцало, словно вода еще сохранила воспоминания о свете дня. Некоторое время они стояли молча, глядя на буруны вдоль линии берега, слушая плеск и шорох, с которым мелкие волны разбивались о выступы черного сланца.
– Пора идти. Начался прилив, и скоро станет еще темнее, – сказал Гай.
Сара надела шляпку и повернулась к нему; в наступившей тьме ее лицо казалось бледным овалом, и было невозможно понять, что оно выражает.
– Но как же мы найдем путь обратно? Маргаритки уже совсем закрылись, так что тропа Ольвен исчезла. Существует ли другие тропы?
– Существуют, конечно. Здесь все дороги ведут в Бакли.
Гай повел Сару обратно к ручью. Хотя его начало было скрыто среди зарослей камыша, другая утоптанная тропа вела вдоль воды, а через четверть мили нырнула в ущелье между высокими склонами.
Нужно ли ему извиниться перед ней как-то основательнее или лучше спросить, почему при виде берега она заплакала? Гай не знал, с чего начать. Он знал только, что сердце его разрывалось от нежности.
