Сумерки сгустились, близилась ночь. На грязную дорогу легли длинные тени. Движение уменьшилось, а как только сквозь живую изгородь прокралась ночь, и вовсе прекратилось. На перекрестке дорог Миракл пришлось проехать мимо виселицы. Неопределенное содержимое железной клетки поскрипывало от легкого ветерка. Инстинктивно отвернувшись и не имея понятия, где находится, Миракл съехала на узенькую дорожку, ведущую вправо.
Джим повел ухом. Миракл остановила лошадь, прислушалась, оглянулась. Сзади ехал экипаж. Поблизости не было никакого укромного места, куда можно было бы съехать с дороги. По обе стороны тянулись высокие насыпи, на их вершине росли живые изгороди. Правда, впереди дорога расширялась, и там, в изгороди ворота с пятью перекладинами были открыты. Если бы ей удалось преодолеть отделявшее ее от калитки расстояние, пока карета не догнала ее, она могла бы запросто попасть через эти ворота на поле за изгородью.
Миракл погнала Джима вперед. Лошадь заартачилась. Приближающиеся лошади были явно свежи и скакали слишком быстро, чтобы можно было успеть скрыться. Возможно, это был джентльмен, которому не терпелось добраться до дома после дневной выпивки с собутыльниками, или человек, припозднившийся на ужин, куда его пригласили.
С бешено колотящимся сердцем Миракл прижала Джима к обочине. Экипаж с четверкой лошадей между тем мчался мимо, и… вспышкой алого и золота перед Миракл блеснул герб на двери.
От тошнотворного приступа паники она стала неловкой. Яростно пыталась развернуть лошадь, но Джим задом прижимался к изгороди. Карета остановилась, преградив ей дорогу, а затем начала разворачиваться возле ворот.
С грубостью от охватившего ее ужаса Миракл понукала Джима, но лошадь упрямо не двигалась с места, щипля траву. Как в кошмарном сне, Миракл попыталась заставить ее скакать галопом, хотя знала, что Джиму не под силу обогнать лошадей, впряженных в экипаж, знала, что она в ловушке, из которой не выбраться, даже когда усталая лошадь наконец, тяжело ступая, вяло тронулась вперед.
Экипаж медленно покатил назад. Поравнявшись с ней, форейтор наклонился и перехватил поводья ее лошади. Теперь, вдруг забунтовав, Джим заартачился и попятился назад. Миракл спешилась. Дверца кареты распахнулась, лишив ее последней надежды на спасение.
Кучер улыбнулся ей с козел. Ливрейный лакей, ехавший на запятках, подбежал к лошадям. Форейтор подмигнул товарищу.
Лорд Хэнли на бархатном сиденье кареты подался вперед, чтобы видеть ее. Волосы его отливали серебром.
– Так значит, я искал подзаборную шлюху! Какое падение для восхитительной лондонской куколки! Похоже, в ваших волосах, мэм, поселились крысы. Весьма прискорбно!
Миракл высвободила юбки из колючек и выпрямилась, насколько это было возможно в пространстве, ограниченном высокой насыпью, дверью кареты и собственной лошадью.
– Если мой внешний вид неприятен вам, поезжайте ради Бога дальше, лорд Хэнли.
– Ехать дальше? – Он улыбнулся. – Ну нет. Ох, напрасно вы ударили Филиппа Уилкота ножом. Вы причинили мне массу неудобств.
– Не более чем вы мне.
Граф взял понюшку табаку, после чего коснулся ноздрей кипенно-белым носовым платком.
– Вот вы и попались, точно рыбка в сеть. Правда, не совсем так, как то гниющее тело на виселице, мимо которого мы только что проехали. Ужасающее предостережение тем, кто творит дурные дела.
– Тогда вам, верно, стоит хорошенько запомнить тот урок, милорд, не так ли?
Граф откинулся назад и расхохотался.
– Покорнейше прошу садиться, мэм. Ваше глупое бегство окончено.
Миракл сделала реверанс. Под ребрами у нее оглушительно бился страх. Она подавила в себе безумный порыв к сопротивлению.
– Ваше сиятельство очень добры. Однако я предпочитаю оставаться здесь, у изгороди.
В глазах лорда Хэнли – холодных и голубых, словно подернутых пленкой глазах рептилии – застыл лед.
Теперь с трудом верилось, что она когда-то была с ним в одной постели. Да, он всегда был холоден, его ласки были небрежны, его вкусы неразвиты, но это все упрощало. Миракл, удовлетворяя мужчин, никого не подпускала к своему сердцу.
– Отпустите эту чертову лошадь, – велел граф. – Забросьте седло и поводья за изгородь.
– Как это низко с вашей стороны!
– Погодите, то ли еще будет! Окажите любезность, сядьте в карету. А коли станете брыкаться и визжать, прикажу слугам применить к вам силу.
– Пока я еще в состоянии двигать и руками, и ногами. – Миракл забралась в карету и села напротив графа. – Вам не потребуется применять ко мне силу. Визг и брыкания я приберегу на потом, для виселицы.
Граф с улыбкой захлопнул крышечку табакерки.
– При всем этом мы, наверное, могли бы сначала побрыкаться и повизжать вместе? Хотя мне и больно сознавать, что потом на вашу очаровательную шейку накинут петлю.
Миракл услышала хлопок – удар руки по конскому заду, – затем послышался топот копыт: Джим рысью убегал прочь.
– Нет ничего, что заставило бы меня что-либо делить с вами, – ответила она, хотя удушающий страх ледяной рекой бежал по ее жилам. – Лучше скорый конец на виселице, чем медленная пытка в вашей постели.
