Слова Шекспира, произнесенные для простого люда, вдруг показались до странности вульгарными и прямолинейными, словно с них сошла шелуха, под которой скрывалась их первоначальная суть.
Но когда на сцену выплыла Миракл в роли Офелии, воцарилась тишина. Волосы ее были распущены, платье наподобие греческой туники из белого муслина перехвачено под грудью золотым шнуром.
У мужчин вырвался вздох восхищения. Женщины тихонько заплакали, утирая слезы носовыми платками. Сэм в ее присутствии, казалось, расцветал, пока не преобразился в настоящего Гамлета. Когда он бросил проклятие Офелии, рабочие с фермы вскочили на ноги и закричали на него, потрясая кулаками, словно принц Датский оттолкнул от себя их родных сестер.
Позже, когда Миракл снова вышла на сцену, ее белое платье превратилось в развевающиеся лохмотья. Гирлянды из цветов, много раз обернутые вокруг тела снизу доверху и вплетенные в косы, теперь лежали на голове, как гнездо сороки. И все-таки, несмотря на это, она оставалась по-прежнему прекрасной, словно бы из ее чистой, светлой души изливалось мерцание, ярким сиянием освещавшее разорванный муслин.
Райдер уставил глаза в пол, опасаясь, что его лицо может выдать его чувства остальным членам труппы. Слишком быстрым и горячим потоком его кровь бежала по жилам. Слишком велико было охватившее его желание. Воспоминания об испытанной страсти, о нежной груди Миракл и изящных изгибах ее тела преследовали его так же неотступно, как преследовали призраки принца Датского.
Он не может ее потерять. Он должен найти способ освободить ее от преследования Хэнли и поселить в Лондоне. Долгие вечера в ее обществе. Долгие ночи в ее постели.
Ее голос завораживал:
– Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните.
Слушая ее, как околдованный, Райдер чуть не упустил первый признак беды – едва уловимый неприятный запах, более резкий, чем дым трубок, поднимавшийся среди публики.
– А вот троицын цвет, это для дум.
Публика вздохнула, очарованная. Однако снаружи послышалось слабое блеяние, за которым последовал низкий рев быка и нервное ржание лошадей. Райдер мгновенно возвратился к реальности. Отбросив в сторону шлем, он забрался на высокий чердак амбара, откуда хорошо просматривались сарай и овин. Но было слишком поздно.
– Горим! – крикнул кто-то с улицы. – Стога горят!
Раздались крики, мужчины рванули прочь от сцены, начали толкаться, протискиваясь к выходу. Началась давка. Женщины с воплями похватали детей.
Миракл бросила сухие цветы – травы Офелии. Для актеров не было другого выхода, кроме как пробираться через толпу. Несколько сотен людей, охваченных ужасом, столпились возле запертой двери.
Тут откуда-то сверху на сцену спрыгнул Райдер.
– Стоять!
Все застыли на месте. Головы разом повернулись в сторону Райдера, который шагнул вперед в свет ламп.
– Все остаются на своих местах. Никакой опасности нет. Стога достаточно далеко отсюда, да и земля сырая. А теперь каждый мужчина поможет ближайшей к нему женщине спасти ее ребенка. Четверо мужчин, те, что ближе к выходу, откроют двери. Когда это будет сделано, каждый трудоспособный мужчина пройдет сквозь толпу на улице и подойдет ко мне. Мы потушим пожар.
Райдер спрыгнул со сцены и прошествовал через толпу, словно был… Ах! Миракл судорожно сглотнула. Так он же им и был – лордом Райдерборном.
Толпа перед ним расступилась. Райдер, выбрав из всех самого высокого и сильного мужчину, поманил его за собой. Дверь в это время со скрипом отворялась.
– Вы, сэр! Вы наберете и возьмете на себя руководство «пожарной цепочкой», которая будет черпать воду в реке. Ведра висят в западном конце амбара и в хлеву в южном конце двора. А вы, сэр, возьмете с собой пятерых человек, достанете багры из сарая в северном конце двора, и будете стаскивать ими вниз все угли, от которых может распространиться огонь. Вы, вы и вы, самостоятельно распределив между собой полномочия, контролируете толпу так, чтобы любой, кто желает уйти, уходил, соблюдая порядок. Вы, сэр, позаботитесь о том, чтобы зеваки не путались под ногами у тех, кто тушит пожар.
Народ зашевелился, но уже был заметен порядок: все приспосабливались к своим новым ролям. Мужчины помоложе быстро, но спокойно вышли во двор, где стояли стога сена. Некоторые женщины последовали за ними. Другие уселись, сторожа детей, цеплявшихся за их юбки. Миссис Фейбер в светлом парике и бумажной короне взошла на сцену и махнула руками.
– Сюда! – позвала она. – Расскажем малышам сказочку!
В то время как женщины с детьми собрались вокруг послушать, Миракл выскользнула наружу. Она нашла место с хорошим обзором на верхней ступени каменной лестницы, которая вела на чердак амбара, где хранились яблоки. Райдера легко было узнать. Он был на голову выше многих, и от его фальшивого нагрудника отражалось яркое пламя. Миракл прикусила губу, усмехаясь своей непонятно откуда взявшейся чувствительности. Она не могла отвести от Райдера глаз.
Все с той же невозмутимостью Райдер продолжал отдавать распоряжения: приказал передвинуть часть фургонов, проследить, чтобы вторая цепочка с ведрами заливала водой не только горевшие, но и все остальные стога, не давая распространиться пламени. Несмотря на рев скота и реальную угрозу пожара, среди людей преобладала уверенная деловитость. Не было заметно паники.
Огонь начал отступать, а потом и вовсе погас, остался лишь дым. Потоки воды струились среди почерневших мокрых клоков соломы, разбросанных по земле. Пожар был потушен.
– Дело сделано, джентльмены. – Райдер улыбнулся двум мужчинам, которые возглавляли пожарную бригаду. – Если вы, сэр, и вы останетесь здесь проследить за случайно не потушенными углями, спектакль может продолжиться. А мистер Ходжкин, наверное, каждому, кто тушил пожар, выделит по бесплатной кружке эля за труды.
