— Благодарю за совет, но сумасшедшие подростки меня не волнуют.
У Тома чуть не сорвалось с языка, что несколько минут назад он наблюдал совсем другую картину, — его остановил угрожающий огонь в глазах друга.
— Она, показалось мне, очень даже ничего… — осторожно заметил он.
— Ты слишком долго прожил вне цивилизации, поэтому тебе любая женщина кажется сейчас богиней, включая подростка с ободранными локтями.
— Подросток! — фыркнул Том. — Она достаточно взрослая, если смогла возбудить тебя.
— Она не возбудила меня, а разозлила, — чеканя слова, поправил Лерой.
Том добродушно усмехнулся и дружески похлопал Лероя по плечу.
— У меня все в порядке со зрением, старина. Я буду только рад, если ты перестанешь жить как монах. Твоя новая соседка лишь украсит ваш район.
— О вкусах не спорят, — проворчал Лерой.
Хейзл была уверена, что обитатель соседнего дома — ужасный и опасный тип. Оказавшись на своей территории, она вошла в дом, бормоча себе под нос: как он смел? Я, конечно, тоже хороша, но это ни в коей мере не оправдывает его поведения. От его поцелуев я горела, как в огне. Он это знал и открыто смеялся надо мной!
Хейзл заскрежетала зубами. Он мог со мной делать что угодно, и я бы не возражала, с горечью думала девушка. И это он тоже знал. Вспомнив сцену в саду, Хейзл содрогнулась.
Только раз в жизни она позволила сексуальному желанию одержать верх над здравым смыслом. И закончилось это катастрофой. Ей было восемнадцать, Робину — двадцать, и он клялся ей в любви. Но потом… Хейзл плотно закрыла глаза. Она до сих пор помнила выражение брезгливого ужаса на его лице.
После этого Хейзл поклялась, что больше ничего подобного не допустит. За последние шесть лет она отказала во внимании не одному молодому человеку, потому что каждый раз вспоминала лицо Робина и у нее сразу отпадало всякое желание начинать роман.
И тем не менее сегодня она почти забыла о своей клятве — причем из-за мужчины, чьего имени даже не знала!
На следующее утро, перед тем как выйти из дома, Хейзл пришлось подождать, пока ее вчерашний знакомец, облаченный в тренировочный костюм, не исчез на дорожке, ведущей в городской парк. Хейзл быстрым шагом направилась к автобусной остановке, пытаясь выбросить из головы образ этого мужчины, а о его поцелуях она вообще старалась не думать.
Но у нее ничего не получалось. Что со мной происходит? — гадала Хейзл.
4
В учительской все педагоги собрались на летучку, которая проводилась каждый понедельник. Эверард Хедли, директор школы, брал на заметку каждого, кто пропускал это важнейшее, с его точки зрения, мероприятие. Летучка уже началась, и Хейзл, опоздавшая на пару минут, подумала, что Хедли опять начнет придираться к ней. Бормоча извинения, она пробралась в дальний угол и села на подоконник. Хедли скользнул глазами по ее длинным ногам и изобразил фальшивую улыбку.
— Доброе утро, Хейзл. Школа, очевидно, мешает вашей светской жизни.
— Нет, господин директор. Автобус сегодня опоздал. Извините.
— Я не задержу вас долго, у меня всего три вопроса, — обратился Хедли к учителям.
Хейзл сделала вид, что внимательно слушает.
— О Боже, опять пошло-поехало, — шепнул ей Невил Морган, сидевший рядом.
Учителя не любили директора, который периодически позволял себе саркастические нападки в адрес каждого из них.
— Вопросы есть? — спросил Хедли, закончив свою речь. Вопросов не было. Директор закрыл папку и попросил: — Хейзл, задержись на минуту.
— У него какое-то совещание через десять минут, так что он не заговорит тебя до смерти, шепнул Невил, когда Хейзл спрыгнула с подоконника.
Однако Хейзл беспокоили отнюдь не монологи директора. Она вышла в коридор, заполненный учащимися, и, повернувшись лицом к Хедли, сказала:
— Я вас слушаю, сэр.
— Не здесь.
Хейзл пришлось вернуться в кабинет, где Хедли в ярости набросился на нее:
— Я не потерплю шушуканья за моей спиной!
— Простите, но я сидела молча. Я…
— Флиртовала с Морганом. Я хочу сказать тебе раз и навсегда, Хейзл. Ты молодой учитель, и я готов оказывать тебе помощь во всем. — Хедли сделал паузу. Хейзл знала, что он ждет от нее благодарности, но выдавить из себя эти слова не могла. Директор тем временем продолжил: — Ты должна серьезно относиться к своей работе, если хочешь и дальше преподавать в нашей школе. — Говоря это, он не сводил глаз с ее груди.
— Я постараюсь, сэр, — бесцветным тоном произнесла Хейзл.
На ее счастье, Хедли позвали на совещание, и он, сжав руку Хейзл повыше локтя, вышел из кабинета.
В перерыве между уроками Хейзл позвонила Гауэйну Маккею, своему бывшему педагогу в художественной школе.
— Молодец, что нашла меня, я собирался звонить тебе! — радостно сообщил тот. — Я теперь владею галереей. Правда, не один, а на паях с двумя бывшими коллегами.
Хейзл поздравила его, но не смогла скрыть своей грусти.
— Что случилось, Хейзл? — озабоченно спросил Гауэйн.
— Честно говоря, я надеялась, что ты найдешь мне работу в своей школе. С обычной школой у меня что-то не получается.
— В таком случае тебе вообще надо отказаться от преподавательской работы. Ты должна сделать свою выставку.
— Разумеется! — с иронией поддакнула Хейзл.
— Самое время. Уже прошло три года, как ты окончила нашу школу. Этого времени вполне достаточно, чтобы избавиться от всякой чепухи и определить свое место в искусстве.
— О каком времени ты говоришь, Гауэйн?! — почти с отчаянием крикнула Хейзл в трубку. — Я ра-бо- та-ю!
— Я заеду за тобой сегодня вечером, и мы поговорим… — сказал Гауэйн, и связь оборвалась.
Когда Хейзл положила трубку и повернулась, чтобы идти в класс, то столкнулась нос к носу с Хедли.
— Назначаешь свидание на вечер? Смотри, чтобы это не мешало твоей работе.
— Не помешает, — заверила Хейзл.
Хедли оглянулся и, убедившись, что поблизости никого нет, быстро сказал:
— Отмени свое свидание. Проведи вечер со мной.
— Я не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— И не хочу, — прямо ответила Хейзл.
В этот момент послышались чьи-то шаги. Хейзл громко сказала, что опаздывает в класс, извинилась перед Хедли и стремительно направилась к двери. Ее спасительницей оказалась Полин.
Когда подруги вышли из школы после занятий, Полин завела разговор о директоре.
— Что ты сказала Хедли? — допытывалась она. — Он чуть не зарычал на меня.