– Как бы поскорее?
– Заметано. – Джилл постаралась скрыть свой триумф. – Я хотела посадить тебя к окну. – Мэтью обратил внимание, что после того как Джилл добилась своего, ее техасский выговор стал менее заметным. – Сейчас фантастическое естественное освещение, а некрашеный подоконник будет отличным фоном.
Девушка повернулась к Мэтью и остолбенела. С таким телом – она не удивилась бы, если бы этого парня взяли на выставку, как племенного буйвола ее дедушки.
– Никаких, значит, татуировок?
– Никаких, – подтвердил он. Некоторое время оба молчали.
– Ну что ж, – сказала наконец Джилл, – продолжим съемку..
Время летело как на крыльях. Джилл заранее прочла присланный Корбетом роман и знала, что ей нужно. Теперь, когда все стало на свои места, она испытывала лихорадочное возбуждение – словно подключилась к электрической цепи. Джилл, с ее кипучей энергией, умела подчеркнуть в «объекте» все самое лучшее, а с Мэтью Сент-Джеймсом, думала она, отщелкивая последние кадры, не приходится долго искать.
– Поужинаем вместе? – предложила Джилл после того как обошла мансарду и выключила лишний свет. – Я умею делать плохонькие бутерброды с перцем. Конечно, если ты не боишься техасского перца.
Мэтью вспомнил, что за работой они пропустили обед.
– С удовольствием.
Ослепительная улыбка Джилл могла поспорить с солнечными лучами.
– Ну, Мэтью Сент-Джеймс, ты – рисковый парень. Мне нравится эта черта в мужчинах.
После ужина они сидели на диване, потягивали бренди и слушали Джеймса Тейлора. Мэтью с радостью убедился, что эта девушка – сгусток энергии во время работы – может быть ненавязчивой и приятной в общении. Оба затихли. Мэтью повел глазами по всей студии и вдруг наткнулся взглядом на несколько фотографий, которые не заметил в прошлый раз.
– Это твои вьетнамские снимки?
– Угу. А вон те – папины.
Ненадолго покинув удобный диван, Мэтью подошел поближе. На всех фотографиях были солдаты – молодые, с чумазыми, до боли знакомыми лицами.
– Чертовски хорошие снимки. Но это и неудивительно.
– Папины гораздо лучше. Он работал фотокорреспондентом в «Ассошиэйтед пресс». Был ранен…
– … во время тушения пожара в Шу-Лае в шестьдесят девятом году и через десять дней скончался от перитонита и пневмонии, наступивших вследствие ранения.
Джилл вытаращила глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Я знал Билла Кочерана. Он был парень что надо! Я не встречал никого другого, кто бы мог крикнуть: «Не стреляйте – пресса!» – на восьми языках мира. Однажды… – Мэтью осекся, сообразив, что нужно быть осмотрительным. Как-никак эта женщина – его дочь.
Джилл уютно устроилась в углу дивана, подобрав под себя длинные ноги.
– Не нужно подбирать слова. Мне важно знать о нем все. Мэтью сел рядом с бокалом в руке. Джилл ждала, когда он соберется с мыслями.
– Это было незадолго до новогоднего наступления во Вьетнаме. Один парень из моего отряда получил известие о рождении ребенка – девочки, три кило триста граммов. Иной раз просто диву даешься, какие мелочи запечатлеваются в памяти. В общем, твой отец предложил отметить это событие в Шолоне.
– Что это – Шолон?
– Китайские кварталы Сайгона. Каким-то образом – не спрашивай, откуда именно, – у Билла оказался ящик «сиграма». После самогона и сайгонского «чая» – гнусного пойла, которое подают в барах, – и вдруг этот божественный напиток! Да он сам по себе мог послужить поводом к празднику! Мы заказали жареного цыпленка, отварные креветки и полные тарелки настоящей говядины. За все платил твой отец – из средств «Ассошиэйтед пресс».
– Папа всегда был щедрым, – безо всякого выражения проговорила Джилл. – Особенно за счет янки.
– Я так и понял. Счета Билла Кочерана когда-нибудь войдут в историю литературы как шедевры эпохи войны во Вьетнаме. В общем, после ужина мы сидели, пили, курили сигары и вспоминали свои семьи – всякий милый вздор…
Выражение лица Мэтью изменилось. Он вспомнил, как завидовал другим: их любили и ждали близкие. Джилл подметила летучую складку меж его бровей, но не проронила ни слова. Она уже поняла: Мэтью – сложная натура.
– Одна смазливая маленькая шлюшка, одетая в блестящее, тонкое, как бумага, шелковое платье, сразу вычислила, кто из нас при деньгах, и, забравшись к твоему отцу на колени, начала покусывать мочку уха, ерошить волосы. Мы все чуть не рехнулись от зависти, а он даже не заметил. Все рассказывал о дочке, у которой – цитирую – один мизинец стоит больше, чем у других – все тело.
На Джилл нахлынуло теплое чувство любви и ностальгии.
– Так и сказал?
– Его точные слова. Я почему запомнил – как раз в этот момент девушку задело, что на нее не
