разрешения подойти.
— Унеси свои вещи.
Да, он понимает, вид его одежды на полу… надо убрать. Он сгребает её и уносит в ту же комнату- камеру. Быстро складывает на нарах рядом с курткой и возвращается.
Она опять перед зеркалом, но теперь она не ждёт, пока он подойдёт к ней, а сама поворачивается и идёт к нему. Он делает шаг навстречу, и она обнимает его, тянется к его губам. Он наклоняется, чтобы ей было удобнее, и накрывает ладонью узел на её поясе. Она плотно прижимает свои губы к его губам и предлагает начать игру языком. Он отвечает ей и распускает узел. Здесь надо быть наготове. Она плотно прижимается к нему, и он чувствует что-то холодное и жёсткое в вырезе её платья. Любят бабы себя обвешивать. А это только помеха. Он сдвигает платье с её плеч, она на секунду отстраняется, давая распахнуться полам. Под платьем у неё ничего нет. Уже легче.
— Ты молодец, индеец, — отпускает она наконец его губы.
— Спасибо, миледи.
Он мягко помогает ей высвободить руки из широких рукавов и шёлковый, расшитый серебром халат сваливается с неё на пол. Фу, с этим всё. И ни её, ни себя не оцарапал. Он берёт её на руки так, чтобы туфли сами соскочили с её ног. Она не очень тяжёлая, он держит её легко, но долго так не сможет. А если она ещё задёргается… Он идёт к кровати и опускает её на вышитое покрывало.
— А ты сильный, — гладит она его плечи. — Сколько тебе лет?
— Девятнадцать полных, миледи, — он старается скрыть сбившееся дыхание, но получается плохо.
— И уже такой сильный? Что же с тобой через десять лет будет? — смеётся она.
'В Овраге буду', — мысленно отвечает он ей. Двадцать девять… таких спальников не бывает. Неужели она не знает, что двадцать пять для спальника предел? Или она считать не умеет?! Ему становится смешно, и он улыбается. Она треплет его волосы, то притягивая, то отстраняя его голову.
— Посмотри на меня, индеец. Я красива? Не отвечай сразу, посмотри.
Он послушно выпрямляется. Она лежит на спине. Белокожая, но какой-то матовой словно припудренной белизной. У неё небольшие, колышущиеся от дыхания мягкие груди с нежно-розовыми сосками, тонкая талия, развёрнутые бёдра. Живот мягкий, но плоский, потому что она лежит на спине. В такой позе выступает только у очень пузатых и старых. Волосы на лобке светлые и тоже мягкие.
— Я красивая, индеец?
— Да, миледи, — как будто он может по-другому ответить.
— У меня есть всё, индеец, — она смеётся, и её колье дрожит вместе с грудью и животом…
…- Колье? — переспрашивает Андрей.
— Да. Не знаешь? Женщины носят. Вокруг шеи и подвески спускаются.
Эркин пальцем рисует треугольник на собственной груди. Фредди кивает, подтверждая его слова.
— Ну, давай дальше…
…Она смеётся и потягивается под его взглядом. Он наклоняется и целует её груди, щекочет языком соски, целует ложбину между грудей. Ему неудобно стоять, кровать очень низкая, и он опускается на колени, но она похлопывает рукой по кровати рядом с собой, и он, расценив это как разрешённое, залезает на кровать и устраивается рядом так, чтобы её ищущая рука легла на его живот.
— Хорошо, индеец, только не спеши. У нас много времени.
— Да, миледи.
У неё мягкие тёплые пальцы, она гладит его, ощупывает его мошонку и член. Он начинает напрягать его, но она накрывает член ладонью.
— Не спеши, индеец.
— Да, миледи.
Ему же легче. Пусть гладит и щупает, как хочет. Он целует её живот, лобок, осторожно захватывает губами тонкие мягкие волосы и нежно подёргивает их.
— Ого! Это мало кто знает.
Рот у него занят, и он только мягко трётся лицом о её тело, показывая, что слышит. Она раздвигает ноги, слегка выгибается под его языком. Но она приказывала не спешить, и он только слегка касается языком начала щели. Чтобы целовать дальше, он должен подвинуться, выдернуть свой лобок из-под её руки, но она, похоже, ещё не нащупалась, и он, поцеловав её в пах, начинает обратный путь. Её рука гладит его член и мошонку, мягко щекочет их, перебирает волосы на его лобке. Она смеётся, и её живот дрожит под его губами. Снова грудь, соски и жёсткие холодные камни. Он пробует проскочить колье, но она вдруг другой рукой прижимает его голову к украшению.
— Нет, целуй через него.
Через металл? Она что, с ума сошла? Но он старательно нащупывает губами и языком отверстия между камнями и касается языком её кожи. Она постанывает и сама ладонью поднимает его член. Он напрягает мышцы и ложится на неё. Она раздвигает ноги, и он входит легко и сразу на всю длину.
— Нет, не спеши, индеец, нет.
Он двигается в ней плавно и длинно, с большим размахом, но не толчком, а касанием. И всякий раз, когда он прижимается к ней, колье впивается ему в грудь. И он со страхом ждёт её крика, что он сделал ей больно. Надзирателя рядом нет, но ему всё равно отвалят полную порцию уже в Паласе. Но она только смеётся, и он начинает потихоньку ускоряться и, поймав её ответное движение, толкает её сильнее и сильнее. Она зажмурилась, и он может не следить за своим лицом. Она хватает его за плечи и прижимает к себе. Он упирается ладонями в кровать, но не сопротивляться же ей. Ну, кончала бы, что ли, а то эти камни ему сейчас кожу прорвут. Он резко бьёт её, подгибая живот, и она, наконец, захрипев, обмякает под ним, разбросав руки. Он бьёт ещё раз, но уже слабее, только закрепляя, и медленно, чтобы не потревожить её раньше времени, выходит и откатывается в сторону. Теперь он может немного передохнуть. Она дрожит всем телом, по-прежнему зажмурившись, а он потихоньку ощупывает свою грудь. На коже от камней остались вмятины, и он гладит их, разминая кожу. А то вдруг останутся. Он ещё не разгладил отпечатки, а она уже открыла глаза. Смотрит на него, садится, улыбаясь. И он с ужасом видит, что колье на её груди стало не таким. Оно словно порвалось и рассыпается. Порвал?! Что же ему за это будет?! Она, увидев его ужас, удивлённо поднимает брови.
— Что с тобой, индеец? Мне было хорошо.
— Простите, миледи, — бормочет он в полной панике, не зная, что делать, куда бежать. — Я не хотел, миледи, оно само. Пощадите, миледи.
— Оно? — она опускает глаза, берётся за колье, и оно рассыпается в её руках.
Он зажмуривается и плачет, ожидая удара, безнадёжно умоляя о пощаде. Она может сейчас сделать с ним всё. За такое…! Ему страшно даже подумать, представить грядущее наказание. Но она смеётся, и он осторожно приоткрывает глаза. Она сидит на кровати, и с её растопыренных пальцев свешиваются какие- то блестящие искрящиеся обрывки.
— Смотри, индеец.
Она раскладывает эти обрывки на постели между ним и собой. И он невольно, с внезапно вспыхнувшим интересом, поворачивается на живот, чтобы было удобнее смотреть, и следит за её руками. И не обрывки это, а браслет, серьги, длинная цепочка с большим камнем и короткая вокруг шеи. Она ловко соединяет их, и перед ним снова большое трёхрядное колье.
— Смотри, индеец, — повторяет она.
Она снова разделяет колье и надевает на себя всё это.
— Правда, красиво?
— Да, миледи, — всхлипывает он.
Она снимает серьги, браслет, цепочку и длинную подвеску и раскладывает на постели перед ним. Он лежит на животе, положив подбородок на руки, и смотрит на них.
— Посмотри пока, — она легко встаёт с кровати и выходит, он даже не заметил, куда.
Ему велели, или разрешили, смотреть, и он рассматривает лежащие перед ним блестящие искрящиеся вещицы…
…- Какие они? — с интересом спрашивает Андрей. — Золотые?
