не шелохнулись.
Эркин проснулся от шума дождя.
Вылезать из-под одеяла не хотелось как никогда, но мысль о мокнущих рубашках и портянках заставила его встать. Было ещё совсем темно. Пошатываясь со сна — вчера они с Андреем за полночь проваландались у загонов — он влез в сапоги и побрёл снимать с натянутого между навесами лассо вещи. И даже текущая по спине холодная вода не разбудила его. Собрав вещи, он отцепил лассо, вернулся под навес и стал налаживать сушку уже под крышей. Его возня разбудила Фредди. Вдвоём они всё устроили так, чтобы с мокрых вещей не капало на мешки, и сели к костру.
Эркин разворошил костёр, покосился на спящего Андрея, встал и накрыл его своим одеялом. И постоял немного над ним.
— Ты бы тоже ещё лёг, — Фредди прикурил от веточки и сунул её в костёр.
— Разосплюсь, не встану, — ответил Эркин и, оглядевшись, стал осторожно разминаться, напрягая и распуская мышцы.
Фредди хотелось спросить, о чём вчера допоздна гомонили у загонов цветные пастухи. Вернее, о чём — понятно, но вот до чего договорились? Орали так, что до посёлка долетали обрывки ругани. Но он уже знал, что секреты остальных Эркин оберегает ревнивее своих. О чём своём он Фредди скажет, о чужом — никогда. И понятно: о чужом секрете сказать — это всё равно как настучать, в Аризоне так же было: своим — так всё, а чужому — на-ка выкуси. Это для Эркина он свой, и Эндрю там свой, и всё. Остальным белым туда ходу нет.
Размявшись, Эркин встал у края навеса и, выставляя под дождь ладони, набрал воду в пригоршни, умылся дождевой водой.
— Ловко, — усмехнулся Фредди.
— Это я ещё в имении приспособился, — ответно улыбнулся Эркин, присаживаясь к костру. — На скотной умыться негде, на обед придёшь, так, пока умываешься, твою миску живо очистят. Вот я и то из поилки воды зачерпну, то вот так под дождь выставлюсь, пока надзиратель не видит.
— Запрещали разве? — удивился Фредди.
— По-всякому, — Эркин отбросил со лба мокрую прядь. — Им интересно было нелюдьми нас выставить. Что мы там грязнули, неряхи, — он еле заметно усмехнулся, — маньяки сексуальные. Да и вообще. Если заметят, что ты чего-то сам хочешь, это тебе и запретят. Знаешь, чего один раз сделали?
— Заведёшься, — остановил его Фредди и неожиданно для себя легко спросил:- Чего гомонили вчера?
— Да спорили. Ну, об этом, которого вы за дискредитацию, — Эркин старательно, но безошибочно выговорил непривычное слово, — вне закона поставили.
— А о чём тут спорить?
— Ну, — Эркин усмехнулся, — чего его раньше сами эти четверо не порешили, кто его упустил, что он к русским успел сбежать. Не отпустят они его?
— Мало ему не будет, — усмехнулся Фредди. — Да и решение наше всё равно в силе. Отпустят его, так всё равно от нас не уйдёт. Здесь не смерть главное, а ожидание…
— Смерть не наказание, — неожиданно совсем не сонным голосом сказал Андрей, — а избавление от наказания.
Фредди вздрогнул.
— Ты откуда это взял?
— Слышал как-то, — Андрей сел на лежанке и зевнул. — Чего вы вскочили? Рано ж ещё.
— Дождь разбудил, — рассмеялся Эркин.
Андрей зевнул ещё раз и встал.
— А раз встали, есть давайте.
— Иди умойся сначала, глаза не разлепил, а лопать лезешь.
— А пошёл ты, — беззлобно отругнулся Андрей, выставляя под дождь ладони.
— Мешок не размочим, когда потащим?
— Нет, — Фредди сплюнул окурок в огонь и заглянул в котелок. — Бумага плотная. Вроде готово уже.
— А то нет, — Андрей решительно взялся раскладывать варево. — Горячее сырым не бывает. Эркин, чаю заварим?
— Чай на вечер. Кофе есть.
Они завтракали, перебрасываясь обычными шуточками по поводу обжорства Андрея. Пока ели, рассвело. Парни потащили мешок к загону, а Фредди занялся посудой. И невольно улыбался, вспоминая, как это было…
… Они ушли от посёлка и от загонов, разожгли костёр. Джордж привёл шерифа. Джерри оторопел, увидев костёр и их вокруг.
— Вы что это затеяли?
— Спокойно, шериф.
— Всё по закону.
— По нашему закону, — сказал он. — Это суд чести. И тебя мы позвали, чтобы ты потом русским объяснил по-правильному.
Джерри был сильно после вчерашнего, но тут сразу пришёл в себя.
— Конечно-конечно, но…
— Без но, шериф, — оборвал он. — Так, ещё что…
— Протокол, — сказал кто-то. — И тоже русским дадим. Они наших законов не знают. Чтоб потом ни у кого неприятностей не было.
— Дело, — одобрил он. — А кто вести будет?
Они стали смущённо переглядываться. Хоть и грамотные все, ведь не рабы, не цветные, а белые, в школе-то все учились, но дел с писаниной не имели, не ковбойские это дела. А тут надо писать быстро, да ещё подправлять на ходу, ругани-то на бумаге не место.
— Давайте я, — предложил один из молодых ковбоев.
Приглядевшись, он узнал Берта Рестона, который тогда отдал Эркину книгу.
— Кто его знает? Доверяете?
Круг зашумел:
— Доверяем…
— Доверяем…
— Толковый парень…
— Молод только…
— Так не в судьи…
— Пусть он…
— Доверяем…
Кто-то достал и дал Рестону свой блокнот.
— Держи. А мы все подпишемся.
Все закивали.
— Ну, тогда всё, — кивнул он. — Дан, Роб, Дик, приведите этого… — Он проглотил ругательство, и все одобрили его молчаливыми кивками. Успеем ещё наругаться.
Ждали молча, спокойно покуривая. Старшие ковбои у огня, кто помоложе — за ними. И, когда послышались шаги и возмущённый голос Седрика, никто не шевельнулся, головы не повернул…
… Фредди составил у решётки отмытые миски и пошёл за водой к 'белому' колодцу…
…А как хорохорился поначалу. Не лезьте, мол, в чужие дела. Да кто они такие, чтоб указывать. Джерри сидел, как и положено шерифу на суде чести, молча. Говорили старшие ковбои. Он слушал молча, но на этом: 'Кто вы такие?!' — не выдержал.
— Мы ковбои, а ты сука надзирательская.
Остальные одобрительно загудели:
— Правильно, Фред.
