офицеры строительных и сапёрных войск — их легко было узнать по петлицам. А вон там что за хренотень… никак тюремные робы? Арестантов привезли? Ни хрена себе! Ээ, да они тоже клеймёные, вон заклёпки на ошейниках сверкают. И требование держать шею открытой стало окончательно и предельно понятным: сделанные из какого-то особого металла заклёпки были видны издали, позволяя безошибочно отделить просто небритого арестанта от раба. Наружное оцепление держала обычная охрана из 'зелёных петлиц' с автоматами, так что при попытке выхода — огонь на поражение, ясно. Их вытряхнули из грузовика, велев оставить куртки и пайки в машине, лейтенант с зелёными петлицами их пересчитал, отобрал у него карточки и сверил номера.
— Забирайте, майор, шестнадцать штук.
Даже не голов, успел он подумать, но тут же сообразил, что рабские головы интересуют господ меньше всего.
— Сторрам мог прислать и побольше.
— Это вы уже с ним выясняйте.
— Кто старший? Ты?
— Да, господин майор.
Звание выскочило у него автоматически, но так как ответной оплеухи не последовало, он понял, что ответ признан правильным. Уже легче. Эта путаница с обращениями: кто просто господин, кто господин надзиратель, господин управляющий, господин охранник и тому подобная хренотень ему изрядно надоела, тем более, что за каждую ошибку он огребал самое малое по физиономии.
Дальше началась обычная, знакомая ему по окопным работам круговерть. Беги, копай, насыпай, таскай. Хорошо хоть лопаты, носилки, мешки и прочее были в достатке. Команды с разных заводов сразу перемешались, он старался не терять из виду своих, но тут выкрикнули его номер, и он побежал на зов. Оказалось, нужен бульдозерист. Объяснять, что бульдозер всё-таки не грузовик и даже не танк, с которым он был немного знаком, разумеется, не полагалось. Он гаркнул положенное.
— Да, господин майор, — и побежал к бульдозеру, крикнув своим. — Тарпан, ты за старшего! Я на машине!
К его удивлению, он сравнительно быстро освоился с машиной, никого не задев и ничего не своротив.
И оказался на самой границе двух зон: где работали рабы, и где арестанты. Он даже как-то не сразу обратил внимания, что это рабы все перемешались, а от арестантов держатся поодаль. Надзирателей поблизости не было, и опять же он как-то в тот момент не обратил внимания, что 'зелёные петлицы' держатся ближе к периметру, к охране с автоматами, а уж причину этого понял много позже. А тогда он просто нагребал землю и песок в кучи, помогая формовать дополнительные укрепления у основания дамбы. И начало инцидента прошло мимо него. Просто слева возник какой-то странный выбивающийся из общего шума крик, и, обернувшись, он увидел, как арестант отбирает у светлоголового мальца куртку. Парень, видно, скинул её, чтобы было ловчее работать, а ворюга это ворюга и есть. Блеснуло лезвие, малец вскрикнул и отпрыгнул, и тогда, не глуша мотор, он рванулся из кабины к дерущимся.
— А ну, тварюга, отдай куртку пацану!
— Назад, морда дикарская, распишу!
Перехватив руку с ножом отработанным ещё на занятиях в училище приёмом, он выбил оружие и свободной рукой ударил с размаху по гнусной морде, даже не поглядев, как там насчёт ошейника.
— Нна, гадина!
— Началось!
— Я же предупреждал. Нельзя соединять эти категории.
— Чёрт подери, где ваши люди?!
— Если начнётся общая свалка, всё бесполезно.
Даже не поглядев на блатягу, отлетевшего в толпу других арестантов, Гаор подобрал и отбросил мальцу его куртку и побежал обратно к бульдозеру, обругав и мальца, и его Старшего, что за пацанами не следит. Вслед ему кричали ругательства. На бегу он, полуобернувшись, ответил, как хотел, от души и бросил себя в кабину за рычаги. Если эти твари сейчас полезут на него, он их просто подрежет. Видал он эту сволоту на фронте: как мародёрничать они первые, а как до дела так их и рядом никто не видел. Выдвинув и приподняв лезвие скребка, он погнал бульдозер на уголовных, заставив тех отступить за невидимую, но соблюдаемую всеми черту.
— Мы тебя, сука, ещё сделаем!
Высунувшись из кабины, он ответил им жестом, встреченным остальными рабами дружным одобрительным рёвом, и уголовники отступили. Он развернул бульдозер в рабочее положение и вернулся к прежнему занятию.
— Кажется, обошлось.
— Надо же, какое использование подручного материала.
— Вам развлечение, а могло обернуться намного серьёзнее.
— Ну, ещё не вечер, так что зрелище нам обеспечено.
— Займитесь делом, наконец. До обеда этот участок должен быть закончен.
— И учтите, все рабы в аренде, за все травмы придется платить. А у муниципалитета нет денег.
— И…
— Хотите сказать, что вычтут с нас?
— С них станется.
— А парень хорош!
— Да от такого бы и я не отказался.
— И где бы вы его использовали? Старшим над солдатами вместо сержанта его не поставишь.
— А хватка у парня заметна.
— И выучка, похоже, фронтовая.
— Было бы добро, а применение найдём.
До обеда его успели дважды дёрнуть вместе с бульдозером на другие участки. Он уже настолько освоился, что проезжая по стройке, успевал перекинуться словом, отшутиться и весело отругаться. Оказывается, все уже знали о его драке и высказывали ему полное одобрение и поддержку.
Пронзительно взвыла сирена. В первый момент, он чуть не заорал: 'Воздух! Ложись!', — но вовремя заметил, что остальные, лучше него знакомые с порядками на таких работах, бросают лопаты, мешки и носилки и разбегаются по своим бригадам и командам. Он заглушил мотор и бросился на поиски своих.
— Обед, — объяснил Старший соседней бригады. — Бери двоих и мотай за пайками и водой.
— Спасибо, — кинул он в ответ, — Булан, Губоня, за мной!
На стоянку к машинам его с парнями пропустили без особых затруднений. Отправив Губоню и Булана с пайками и куртками — пусть накинут пока, а то разогрелись все, а ветер холодный, застудиться недолго — обратно, строго наказав и близко к блатягам не подходить, пусть уж кругаля дадут, сам побежал получать воду.
— Чьи?
— Сторрама, господин надзиратель.
— Сколько вас, обалдуев?
— Шестнадцать… — 'человек' он успел проглотить, и потому обошлось без оплеухи.
— Держи.
Ему выдали восьмилитровую канистру с водой, и он побежал обратно. Бегом и потому что привык всё делать бегом, и потому, что пока он воду не принесёт, придётся парням всухомятку жевать. А восемь литров не тяжесть. Это не с пулемётом на плече под пулями.
Его встретили дружным и дружественным гоготом. Сразу накинули ему на плечи его куртку, и они сели обедать, вскрывая пакеты и запивая холодной и казавшейся необыкновенно вкусной водой из канистры. Кружек ни у кого не было, и пить пришлось по очереди прямо из горлышка. Соседи оказались
