мышцы.
В коридоре скрипели колёсики, и надзиратель командовал старшими. 'А когда же Седой с Гратисом связался?' — подумал Гаор, занимая свое место рядом с Чеграшом. Этого он из Седого не выжмет ни под каким видом. И тут же спросил себя: 'А нужно?' И сам ответил: 'Нет'. Значит, и думать об этом нечего.
Сразу после обеда из дальней, судя по шуму, камеры вывели не меньше десятка. Когда их провели мимо их камеры к выходу, Лысок заметил.
— Не иначе на шахты отправка.
— Чего так поздно? — не поверили ему.
— Ночь везут, чтоб с утра их прямь под землю и спустить.
— Тогда, значит, завтра торги, — задумчиво сказал Сивый.
— А не скажи, — сразу заспорили с ним.
— Шахты само по себе, а торги само по себе.
— Шахты к торгам не касаемы!
— А страшно тама?
— Попросись, узнаешь.
Гаора опять попросили рассказать о зоопарке.
— А то когда ещё про такое послушаешь.
Гаор не стал ломаться и отказываться. Раз интересно им, пускай. И время всё равно надо чем-то занять. И чтоб зуд в спине незаметным стал. Но, рассказывая про зверей и птиц, всё время помнил и перебирал в памяти услышанное от Седого. Да, было бы это на месяц раньше — сенсация что надо! А не упустил ли он чего? Если что, надо спрашивать сегодня, другого раза у него не будет, вряд ли его продадут вместе с Седым. Тот с парнями бригадой идёт, и проситься к нему в бригаду глупо. Сам Седой ничего здесь не решает. Захотят их поодиночке распродать и распродадут, и ничего ты не сделаешь. Про Гратис, разумеется, спрашивать нельзя, угроза была нешуточная. А вот имена остальных, кто был в той 'команде' — это стоит попросить. 'А запомнишь ты столько имён?' — осадил он сам себя, продолжая рассказ про удава.
— Так и глотает, целиком?
— И пасть не лопается?
— Нет, — мотнул головой Гаор. — У него она растягивается. А как наестся, то лежит и спит, переваривает. Нам говорили, что запустили к удаву двух кроликов, так он одного съел и переваривать стал, а другой у него тем временем хвост погрыз.
Все дружно рассмеялись.
— Это он что, ну кроль, за дружка, значит, мстил?
— А что, свободное дело!
— Ну и сказанул! Да кроли, они мирные, у нас в посёлке управляющий целу ферму развёл, и мальцов приспособил работать с ними, так что я видел.
— Мирный он мирный, а припрёт, так царапнет, что не обрадуешься. Знаю я. Берёшь его за уши поднимать, а он тебя лапами, знашь, когти каки!
— Тебя за уши возьми да подними, ты тож царапаться будешь!
— Не, его не возьмешь, у него ухи короткие.
— Так ща оттянем!
Завязалась лёгкая несерьёзная драка, правда, тут же разогнанная рыком Слона. Гаор спрыгнул вниз и пошёл к решётке отжиматься.
— Эк силы в тебе, Рыжий, много.
— Не… жалуюсь, — ответил между двумя отжиманиями Гаор.
Размяв и разогрев мышцы, он с интересом оглядел решётку: нельзя ли её тоже как-то к делу приспособить. Если подпрыгнуть и ухватиться за верхнюю поперечину, то можно будет подтягиваться как на турнике.
— Чалый, дай этому фронтовику грёбаному по шее, — сказал сзади спокойный голос Седого, — пока у него категория цела.
Уже присев перед прыжком, Гаор, не столько обиженный, как удивлённый и тоном, и неожиданно грубыми словами Седого, выпрямился и недоумённо оглянулся. Седой полулёжа смотрел на него холодно блестящими глазами.
— На фронте ты тоже сначала руками лез, а потом смотрел во что? — спросил тем же насмешливо холодным тоном Седой.
Гаор повернулся к решётке и внимательно, но уже по-другому оглядел её. И только тут заметил, что по верхней перекладине извивается тонкая проволока под цвет решётки. Провод без изоляции? Так… так вот почему у решётки стоят, но никогда за неё не берутся, и когда дверь открывают, то входят и выходят, не касаясь косяка, переступая через металлический порог — нижнюю поперечину, и тогда ночью голубая вспышка и треск разряда… Гаор почувствовал, как у него жарко загорелись от стыда щёки.
— Иди сюда и сядь, пока не вляпался, — чуть мягче сказал Седой.
Гаор молча выполнил приказание. В очередной раз Седой спас его если не от смерти, то от очень большой боли, и ещё больших неприятностей. Попытка побега — надзиратели бы отвели душу.
Седой молчал, и от его молчания стало совсем тошно.
Камера занималась своими делами, словно не заметив инцидента, но Гаор уже понимал, что здесь все на виду у всех.
— А вздуть бы тебя стоило, — сказал наконец Чалый. — За решётку надзиратели всех метелят, не глядя.
Гаор угрюмо кивнул. За это — чистая подстава — били везде и всегда. И нечего ссылаться на незнание: всё ведь на глазах у него. Может, и впрямь лучше, чтоб Чалый, да и остальные врезали ему, и на этом бы всё кончилось.
— Ладно, — сказал Чеграш, — чего с него, новик всё же.
— Не малец, — сказал Седой, — должен думать.
— Так чо? — спросил Чалый, — дать раза?
— Дать, — жёстко сказал Седой, — чтоб помнил.
Твёрдая ладонь Чалого ударила Гаора по шее. Гаор качнулся вперёд, едва не упав с нар, и облегчённо перевёл дыхание. Раза он получил, и дело можно считать законченным. Он поднял голову и улыбнулся.
— А что, ток постоянно подведён?
— Пульт у охраны, — спокойно, будто ничего не было, ответил Седой, — но отключают только дверь и то не полностью. Надзиратели в перчатках, заметил?
— Дда, но… они же кожаные.
— С изоляционной пропиткой.
— Я раз видел, — заговорил Зима. — Уж не знаю, зачем он взялся, а они только прибавили. Он и орал, и корчился, а отцепиться не мог. Мы уж кричать им стали, чтоб кончали парня.
— А они? — спросил Чалый.
Зима вздохнул.
— Прибавляли, пока тот головешкой не стал. Вонь была… не продыхнуть в камерах. А его уборщики потом палками от решётки отксрёбывали. — Зима поёжился. — Жуткое дело — ток этот. Я вон хоть и знаю теперь, и работаю с ним, а всё равно боюсь.
— Раз боишься, то не попадёшься, — засмеялся Седой. — Рыжий, боишься мин?
— Боюсь, — серьёзно кивнул Гаор. — Знаю, и сам ставил, и чужие снимал, а боюсь.
— То-то, — закончил тему Седой.
Зима с Гирей стали играть в чёт-нечёт, мальцы шушукались у решётки, изредка хитро оглядываясь по сторонам — на покупку сговариваются, понял Гаор — наверху опять трепали про баб и жратву, где какой паёк дают. Ладно, Седой вроде отошёл, рискнуть что ли? Он искоса посмотрел на Седого. Тот засмеялся.
— Продолжение интервью?
— Хотелось бы.
