темноте.
В окне виднелся пруд; над ним стояла полная луна. Эммелина вышла из дома и принялась прислушиваться к кваканью лягушек и стрекоту сверчков. Было такое чувство, словно никогда прежде она этих звуков не слышала. Пройдя немного вперед, она добралась до слюдяного камня, вскарабкалась на него и посмотрела в сторону родительского дома. Впервые после крушения жизни в голову ей пришла мысль о матери, и она мысленно поблагодарила Бога за то, что той не узнать уже о случившемся.
В одном из окон мерцала зажженная лампа.
Что там сейчас происходит? Она не спросила Эндрю, как мать. А разве он сам сказал бы об ухудшении? Или о том, что мать умерла? Отбросив все колебания, она слезла с камня и перешла через дорогу. Если окажется, что отец в доме, она сразу повернется и убежит. Однако в том месте, где раньше стоял сарай, горел свет, и это ее обнадеживало. Кто мог там быть? Только отец и Эндрю.
Выяснилось, что они оба сидели на стульях возле разрушенного строения. Все время находиться в доме было невыносимо, а показаться в трактире они не смели. Весь город знал. Каждая из невесток уже рассказала о том, что случилось, в своем семействе да еще лучшей подруге. Промолчав, они, с точки зрения многих, выказали бы симпатию грешнице. И они не молчали. «Если б я только знала, – твердила каждая. – И как долго она умудрялась скрывать от нас правду! Похоже, в ней сидит дьявол, но и сам дьявол не смог бы, пожалуй, так ловко обманывать!» Все женщины клана сплотились куда дружнее, чем прежде. И на какое-то время Гарриет сделалась среди них главной. Еще бы, ведь это она, единственная из всех, никогда в жизни не доверяла Эммелине. Впрочем, и остальные наперебой вспоминали теперь различные случаи, когда она вызывала у них недовольство и даже гнев. По вечерам ни одна из женщин не соглашалась оставаться одна. И если мужчина хотел отлучиться из дома, то сразу прикидывал, кто бы мог в это время прийти посидеть с женой.
Джейн, правда, осталась одна с Сарой Мошер, но она знала: и отец, и Эндрю рядом. Сидя с закрытыми глазами в Сариной качалке, Джейн не спала. В прежние времена она, наверное, задремала бы в тишине комнаты, но теперь это было немыслимо. Весь город бодрствовал допоздна, словно стараясь быть на страже – не допустить новых ужасных происшествий. А по ночам и родственников, и знакомых Мошеров преследовали кошмары, предательски подстерегавшие момент, когда смежившие глаза люди теряют присущую им днем силу.
Сзади обойдя дом, чтобы мужчины ее не увидели, Эммелина вскарабкалась по крутому и грязному косогору, не обращая внимания ни на боль в ноге, ни на липнущую к юбке грязь. Потом, оказавшись уже возле окон, почистила платье, пригладила волосы и тогда только заглянула в комнату. Сложенные на груди руки матери аккуратно лежали одна на другой. Жива ли она? Фигура была такой неподвижной, что трудно было сказать однозначно. И все-таки Эммелине казалось, что мать жива. Джейн, судя по всему, крепко спала, сидя в ее качалке.
Если тихонько приоткрыть дверь, можно войти на цыпочках, подкрасться к постели и поцеловать маму. Джейн не услышит и не проснется. Да если даже проснется, то что с того? В худшем случае надо будет сбежать. Ей казалось, она уже прикасается к мягкой коже на лице матери.
Со всеми предосторожностями нажав на дверь, она ступила босой ногой в комнату, и сразу же Джейн открыла глаза и пронзительно вскрикнула. Стремительно кинувшись к выходу, Эммелина пустилась бежать вниз по склону и дальше, через дорогу, успев пересечь ее прежде, чем отец с Эндрю добрались до Джейн. Влетев в дом, она сразу же заперла дверь на засов. Сделать это было непросто: никогда раньше засовом не пользовались и он оказался тугим и неподатливым. Справившись с ним наконец, она рухнула на пол и разрыдалась. Когда Эндрю постучал в дверь, она все еще плакала.
– Кто там?
– Я. Эндрю.
Она с трудом поднялась и, отодвинув щеколду, приоткрыла дверь. Затем прошла к окну и выглянула наружу, двумя руками опираясь на подоконник. В окно по-прежнему светила луна. Казалось, ничего не случилось.
– Ты напугала ее, – сказал Эндрю.
– Да, знаю, – ответила Эммелина. – Мне очень жаль, что все так получилось, но я хотела взглянуть на маму.
Он помолчал. Потом наконец выговорил:
– Папа велел передать: если ты хоть раз появишься, он убьет тебя.
Не веря своим ушам, она попыталась рассмотреть получше лицо Эндрю. Поняв наконец, что расслышала правильно, а сказано все – всерьез, опять отвернулась к окну.
– Как мама? – спросила она погодя.
– Отходит, – ответил Эндрю, и Эммелина снова заплакала. На самом деле мать умерла, хотя никто еще не знал об этом.
Может, как раз вопль Джейн привел к остановке слабых, едва ощутимых ударов сердца. Отчаянно перепуганная внезапным появлением Эммелины, Джейн выскочила из дома рассказать мужу и тестю о случившемся, а потом Эндрю сразу пошел к Эммелине. Так что, естественно, правда еще не открылась.
– Тебе лучше уехать отсюда, – сказал Эммелине Эндрю.
– Не знаю, смогу ли. – Да и куда ей было ехать? Как знать, куда нужно идти, чтоб не наткнуться на Мэтью, прежде чем эта встреча будет по силам для них обоих? Где ей укрыться, где спрятаться? – Я не знаю… – Она хотела было сказать, что не может уйти, пока мать лежит здесь, умирая, но в этот момент за дорогой послышались громкие крики: отец звал Эндрю.
Тот ушел и, вернувшись назавтра, сказал, что мать умерла. Услышав это, Эммелина опустилась на скамью, закрыла глаза. Эндрю ждал. Разомкнув губы, она наконец сказала, что, если уж отец собирался убить ее, прийти на похороны ей, вероятно, запрещается. Да, подтвердил он, это так. Она спросила, будет ли ей дано разрешение поговорить с пастором, и услышала: будет, но только после похорон.
– Вот как? И кто же принял эти решения? Возможно, Гарриет, – пронеслось в голове. – А впрочем, неважно, – устало добавила Эммелина. – Неважно, кто принял решение. Хорошо. Я не приду.
– Думала ли ты еще о нашем разговоре? – спросил он, чуть подождав.
– О том, чтобы уехать? Нет. Я думала только о маме.
– Деньги у тебя есть?
Она пожала плечами. Понятия не имела, унес ли Мэтью их сбережения в кармане куртки или, может быть, что-то осталось в шкафу.
– Никто не просит тебя уехать без цента, – произнес он. – Мы соберем, сколько сможем, и тебе будет с чего начать где-нибудь в большом городе.
– Как это великодушно с вашей стороны, – сказала она. Но он не понял иронии. Джейн, взяв детей, ушла к родителям, жившим в противоположном конце Файетта, и заявила, что, пока Эммелина здесь, не вернется. Джейн сожгла свое подвенечное платье – ей просто дурно делалось при одной мысли, что оно было на Эммелине. Розанна с Ребеккой уехали к себе в Ливермол, вернутся на похороны, но больше не останутся ни секунды. Льюк с женой обсуждают, не перебраться ли в Честервилл, а Гарриет и Уинтроп говорят даже о Портленде или Бостоне. Однако то, что война может вмешаться в любые планы, удерживает их пока от окончательных решений. Ведь хоть они и живут в общем по-прежнему, но проходящие и проезжающие через город мужчины говорят только о войне, а воздух полнится слухами, достаточными, чтобы поддержать любые опасения. Кое-кто говорит, что война не продвинется севернее Вирджинии, но другие уже уверенно заявляют, будто войска Конфедератов движутся по побережью прямо к Нью-Йорку. В Ливермоле развернута кампания по записи в Восьмой пехотный полк и рекрутов набирают со всех окрестностей, включая Файетт. Эндрю и Льюк уже совсем было договорились записаться и идти защищать Федерацию Северных штатов, у их жен был дополнительный (по сравнению с имевшимися у остальных) довод против такого решения: если б мужья ушли, они оставили бы их не только в одиночестве, но и с опозоренным именем. Конечно, яростнее всего добивалась отъезда Эммелины Гарриет. Она уже истерически выкрикивала, что говорить с сестрой сама – не в состоянии. Эндрю, родившийся после Льюка, но перед Гарриет, всегда недолюбливал младшую сестру и почти все свое детство любыми путями старался быть от нее подальше и поспевать за Эммелиной и Льюком. И то, что сейчас обстоятельства вынудили его сблизиться с Гарриет, только еще усиливало негодование на Эммелину. Мало всего остального, так нужно еще терпеть и это!
